Дворец Витториано, эта «вставная челюсть» остался позади справа. Останки форума, как кости музейного скелета, торчали в полутьме справа. А впереди уже светился Колизей. Рука, обнимающего меня Корецки, вспотела, и он опустил ее. Сразу же мне стало одиноко. Когда он обнимал меня, казалось, что мы единое целое и так будет всегда. Но стоило только убрать руку, и мир, который только что был таким сказочным и прекрасным, приобрел свое обыкновение.
Виктор проводил меня до самого дома. Вместе мы ехали в пустом метро. Опять он обнимал меня, ведя от метро до дома. А у подъезда мы расстались.
- Виктор, зайдете? – спросила я.
- Увы, Роберта, я не могу так быстро сходиться с людьми, - ответил он, глубоко вздохнув.
Что ж, я и не рассчитывала на стремительные действия с его стороны. Мое предложение было скорее необходимой вежливостью и благодарностью за приятно проведенный вечер.
ГЛАВА 4.
Кассий Херея.
Мы сидели в том же садике, что и в первый раз, когда я его увидела. Все так же легонько шелестели листья. Едва уловимые дуновения воздуха теребили салфетки, лежащие на столе. Бутылка вина, почти пустые бокалы. И только я и он.
- Представь, Роберта, - увлеченно рассказывал мне Виктор, - теплое, но зимнее утро в Риме. Светит солнце, на небе нет ни облачка. Ветерок прохладный, но не холодный. Двадцать четвертое января. Еще немного и вернется весна. Великий император со свитой, состоящей из превращенных в пугливых и забитых скотов патрициев, вечно следующей за ним толпы плебеев и отряда жестоких, преданных телохранителей-германцев на Палатине. Вся это толпа на спектакле, в котором участвуют мальчики из знатных семей Азии. Они чудесно поют, одеты нарядно, улыбаются своему богу в плоти. Калигула очень доволен.
Первое отделение закончено. Император спускается с высоты своего величия и подходит к исполнителям. Похлопав по щеке какого-то мальчика, он отправляется принять ванну и позавтракать. Его путь лежит по бесконечному дворцу через темный коридор, ведущий к ванной комнате. По пути ему встречаются другие мальчишки, которые готовятся к своему выступлению во второй части представления, они такие же красивые и талантливые. Калигула останавливается, чтобы похвалить и их. И тут происходит что-то непонятное, из ряда вон выходящее. Откуда ни возьмись, словно из-под земли вырастают с десяток преторианцев. Эти вооруженные люди оттесняют свиту самодержца. Калигула остается один, он все еще не понимает, что происходит, где телохранители-германцы? Он строго смотрит на воина, стоящего прямо перед ним. Это Корнелий Сабин – трибун, которого он хорошо знает. «Пароль?» - спрашивает воин отца нации. «Юпитер» - автоматически восклицает Калигула. Он хочет верить, что все это только ему снится. Вдруг чья-то рука ложится ему на плечо и разворачивает. Перед ним Кассий Херея. Этот центурион всегда был мягок и обходителен. Он даже издевался над ним, называя его «бабой». Но сегодня он не похож на прежнего Херею. Его седые кудри оттеняют бронзовый загар и придают лицу зловещий вид. «Как ты смеешь, раб!?» - кричит рассерженный император. Тогда Кассий в одно мгновение вытаскивает свой меч и со словами «Тиран, получай свое!» рассекает Калигуле подбородок. Удар приходится в шею, но его останавливает ключица императора. Император падает на колени. Ощутив острую боль, все еще не веря своим глазам и ушам, Калигула слышит приказ, отданный Корнелию Сабину «Делай свое дело, центурион!» и тогда трибун Корнелий Сабин спереди пронзает грудь Гая Цезаря Августа Германика, Великого понтифика, четырежды консула, императора.
Император упал, в судорогах крича «Я жив еще, мерзавцы!»— и тогда остальные центурионы и некоторые сенаторы добивают его тридцатью ударам. И у всех у них один клич: «Бей еще!» Некоторые в ярости и злобе даже бьют тирана клинком в пах, некоторые пинают его судорожное тело ногами. Стоит шум, крики, звон мечей. «Юлий! – командует Кассий Херея. – бери двух гастатов, и бегите в покои императора! Убейте оставшихся выродков!»
По первому шуму на помощь к уже убитому императору прибежали носильщики с шестами, потом — германцы-телохранители. Происходит запоздалая схватка. Некоторые из заговорщиков убиты верными телохранителями, а с ними и несколько неповинных сенаторов, оказавшихся случайно в рядах античных революционеров. Сам Херея и Сабин бегут с места преступления. Они бегут по улицам Рима. Их догоняют два гастата и триарий Юлий Плиний, он рапортует «Цезонию пронзили мечом, а маленькой Друзилле ударом о стену размозжили голову»!
- О, боже! – невольно воскликнула я. Рассказ Виктора был настолько интересным, а он хорошим рассказчиком, что я почти оказалась на улицах Рима 41 года нашей эры. – Какая жестокость! О, античные времена!
- О, нет! Роберта, времена всегда одинаково жестоки! И античность здесь не причем. Вспомните сколько жестокостей совершено после падения Рима и до вчерашнего дня! Не меньше, а то и намного больше!
- Да, наверное, - согласилась я, но от этого убийство женщины и ребенка не становятся оправданными. Но мы отвлеклись! Что же было потом?
- Оставшиеся преданными Калигуле германцы кинулись искать убийц их повелителя. Они непременно желали казнить Херею и Сабина, как основных заговорщиков. Германские воины в ярости и не останавливаются ни перед чем. Они бегут по дворцу, и убивают всех, кто попадается им на пути. Но самое неприятное это то, что их ярость не от любви к тирану. Они огорчены только тем, что преступники убили их щедрого господина! Кто теперь по достоинству оценит их службу?!
Тем временем бездыханное тело императора положили на носилки. Рабы принесли его в бывший храм Кастора и Поллукса, который был соединен с Палатинским дворцом и превращен при жизни Калигулой в прихожую своего дворца. Именно сюда стали приходить сенаторы для опознания тела бывшего императора. Среди пришедших оказался и бывший консул Валерий Азиатик. Ходили слухи, что он тоже принимал участие в заговоре и помогал последним известной только ему информацией. Но солдаты уважали консула за мужество, проявленное в многочисленных боях. В это тяжелое для империи время Валерий взял командование преторианцами на себя и быстро их успокоил. А вот толпа черни, которая всегда боготворит своих тиранов, росла и вскоре тысячи оборванных и голодных людей ринулись на форум. Плебеи требовали казнить убийц. Валерий Азиатик и здесь воспользовался своим авторитетом, но теперь уже авторитет подкреплялся силой преторианцев. Говорят, что он даже осмелился ответить толпе вопрошающей имя убийц: «О! Если бы им был я!»
Представляешь, Роберта, народ Рима не сразу поверил в смерть тирана. Все думали, что эта одна из шуток Калигулы. Люди считали, что таким образом коварный правитель хочет проверить преданность своего народа! И только спустя несколько дней убийство Калигулы стало достоянием всего римского народа.
Тем временем Херея и Сабин, скрывавшиеся от глаз в первое время после своего акта, встретились с несколькими сенаторами и заявили, что они хотят вернуть власть в Риме его народу. Вот почему я назвал их античными революционерами. Первое после смерти тирана заседание сената состоялось не в Юлиевой курии, а на Капитолийском холме. Особенно горячие головы призывали своих коллег истребить память обо всех Цезарях и разрушить храмы Юлия Цезаря и Августа. Кстати тогда же кто-то из сенаторов обратил внимание, что все цезари, носившие имя Гай, погибли от меча, начиная с того, который был убит еще во времена Цинны! Вскоре в курию прибыли Херея и Сабин. Они были встречены как герои. Сенаторы, стоя рукоплескали им. «Мы вернули народу великого Рима свободу!» - начал такими словами свою речь Кассий. Присутствовавший в сенате консул Гней Сатурнин в ответной речи предложил явившимся заговорщикам почести и сравнил Херею с Брутом и Кассием. Затем он издал эдикт, призывая сенат и народ к порядку и обещая снижение некоторых налогов. Затем стали выступать сенаторы. Все они одобряли сделанное Хереей и Сабином, они признавали, что тиран совершил неслыханные преступления и зверства. Некоторые сенаторы предложили не избирать нового принцепса и, таким образом, восстановить республику. Но при голосовании этого принципиального для истории Рима вопроса большинство сенаторов посчитали, что принципат все-таки необходим.