Даша сглотнула ком в горле.
– Рыжуха, я тебя целую. До завтра.
Она дала отбой и, отложив телефон, принялась в задумчивости мерить шагами кухню. И по всем направлениям, как ни крути, у нее получалось два с половиной шага.
Над белым особняком синело небо и светило солнце. Вокруг особняка зеленел газон и пестрели цветочные клумбы. Графиня, одетая в ситцевый сарафан, в гневе сверкала глазами, и сдвинутая набок панама сидела на ней “а-ля чёрт возьми”. Глеб едва сдерживал смех.
– Можете сердиться, Глеб Михайлович, можете обижаться! Но я высказала вам все, что на душе! – В такт своим словам графиня взмахивала тяпкой. – Лишь из обрывков разговоров ваших друзей я узнала…
– А вот подслушивать нехорошо, – ввернул Глеб. – Вам это вовсе не к лицу, графиня.
Щеки Натальи Дмитриевны вспыхнули.
– Немедленно скажите “ластик”! – потребовала она.
– Что-о? – расплылся в улыбке Глеб.
– Это значит, – нахмурила брови графиня, – что вы стираете вашу хамскую реплику о моем подслушивании!
– Что это значит, я понял, – продолжал улыбаться Глеб. – Но кто научил вас пользоваться ластиком?
Графиня малость поостыла.
– Такэру. А что? Очень милый, воспитанный юноша…
– Ластик, Наталья Дмитриевна! – Глеб приложил руку к сердцу.
Рукояткой тяпки графиня поправила на голове панаму.
– Все равно мириться с вами я не собираюсь! – заявила она решительно. – Вам грозит опасность…
– Ничего мне не грозит.
– Тем более, голубчик! Дайте мне в этом удостовериться – и мы поедем чаи распивать! А, Глеб Михайлович?! Что вы на это возразите?! В том-то и дело, что возразить вам нечего! А по-моему, голубчик, если вы отказываетесь от моей помощи, значит, другом своим меня не считаете! А если я вам не друг, то я немедленно съезжаю с этой галактики и отправляюсь к себе в Мытищи!.. В чем дело?! Что я сказала смешного?! Если вы не прекратите скалить зубы…
Глеб расхохотался.
– Всё, графиня, сдаюсь! – Он поднял руки вверх. – На всё согласен, только не съезжайте с этой галактики. Вам никогда, Наталья Дмитриевна… слышите, никогда не удастся со мной поссориться.
Графиня взглянула на него недоверчиво:
– Что значит сдаетесь? Что значит на всё согласны?
Отсмеявшись, Глеб вздохнул:
– Я принимаю вашу помощь. Завтра у нас битва с организованной нечистью. Выезжаем в десять утра.
Опустив на траву тяпку, графиня подошла к нему и троекратно расцеловала.
– Вот это правильно. Вот это по-нашему. Давно бы так.
– Прямо как дети малые, – проворчал Глеб, – что вы, что Дашка. Будто на пикник собираетесь.
Сдвинув панаму на затылок, графиня усмехнулась:
– Дурак.
Брови Глеба поползли вверх.
– А этому кто вас научил?
– Это слово, Глеб Михайлович, я с молоком матери всосала. И смею вам заметить, иной раз оно… метко вас характеризует.
– Вам виднее, – улыбнулся Глеб. – Ладно, графиня, пойду.
Наталья Дмитриевна его перекрестила.
– С Богом, друг мой. До завтра.
Сопровождаемый птичьим щебетом, Глеб пересек цветущий луг, вошел в темнеющую в холме пещерку и, миновав шкаф с Дашиными платьями, очутился в своей квартире.
Даша говорила с кем-то по телефону.
– А вот и он, – сообщила она при виде Глеба и, передавая ему трубку, шепнула: – Второй раз звонит.
Из трубки донесся вкрадчивый голос Доки.
– Привет, Француз! Как жизнь молодая?
– Игнат? – удивился Глеб. – Чем обязан?
– Слыхал я, ты на дачу к Митьке Грачу собираешься.
Прижав ухо к трубке, Даша слушала разговор. Она бросила на Глеба изумленный взгляд.
– А ты откуда знаешь? – еще более изумился Глеб.
– Сорока на хвосте принесла. У меня к тебе просьбочка, Француз…
– Игнат, говори, откуда знаешь. Иначе кладу трубку.
– Да ладно, велика хитрость. У моей братвы в его братве агентура имеется. Можно сказать, родня. Ну и стукнули мне, что завтра у вас там разборка намечается. Правда это?
– Допустим, – осторожно ответил Глеб.
– Француз, просьба к тебе нижайшая: оставь Грача мне.
Глеб и Даша переглянулись.
– То есть? – уточнил Глеб.
– Ну, бей-круши там кого хошь. А доберешься до Грача… Я с пацанами моими рядом буду. Подай только весточку, и мы из-под земли появимся. Уж я его приласкаю.
Глеб озадаченно потер переносицу.
– Хочешь Грача прямо на блюде получить?
Дока смутился.
– Брось, Француз. Если какая помощь нужна – только скажи: я твой должник.
– Спасибо, сам управлюсь. Это я так. В принципе, Игнат, предложение твое очень меня устраивает: пачкаться о Грача неохота. Загвоздка лишь в том, как я подам тебе весточку. Боюсь, в горячке будет не до тебя.
– Не проблема, – обрадовался Дока. – Я с тобой Васю отправлю. Он сам, когда надо, меня разыщет.
– Ага, только Васи мне не хватало! Там, к твоему сведению…
– Брось, Француз! Вася не помешает!
– При чем тут помешает, не помешает? Там опасно будет. Игнат, ты что, не врубаешься?
– Врубаюсь. Он сам напросился.
Глеб с раздражением осведомился:
– Что значит напросился?
– То и значит, – вздохнул Дока. – Помочь тебе рвется.
Глеб покосился на Дашу. Даша пожала плечами.
– Помощников у меня развелось, – проворчал Глеб, – не знаю, куда спрятаться. Одним Васей больше, одним меньше…
– Француз, ты человек! На развалюхе своей поедешь?
– Да. А что?
– Ничего, просто ее ни с чем не спутаешь. Мы будем ждать тебя на дороге. Там поворот один есть – его никак не минуешь. Вася пересядет к тебе.
Глеб усмехнулся:
– Передай ему, пусть клюшку хоккейную захватит. Без нее нам кранты.
– Не гневи Бога, Француз, – с неожиданным достоинством ответил Дока. – Иной раз и клюшка решает дело.
Из трубки послышались гудки.
Глеб положил телефон на холодильник. Ветер за окном трепал верхушки деревьев, и косой дождик стучал в стекло. Глеб и Даша взглянули друг другу в глаза.
– Итак? – вздохнула Даша.
– Итак, – улыбнулся Глеб.
– Завтра великий день, – сказала Даша.
– Величайший, – согласился Глеб.
– Я не про битву со Змеем… то есть со Змеей.
– Представь, я тоже.
Дашины глаза заблестели.
– И что же ты имеешь в виду?
Глеб смотрел на нее, чуть склонив голову набок.
– То же, что и ты.
– Ну-ка скажи!
– Завтра будет три недели, как мы познакомились.
– Правильно, – вздохнула Даша. – За это время я поняла, что кое-как могу тебя вытерпеть.
Глеб кивнул:
– Я тоже сносно к тебе отношусь.
– Насколько сносно?
– Настолько, чтобы не замечать твоей стервозности. В ближайшую тысячу лет.
Дашины глаза наполнились слезами.
– А вторую тысячу лет? А третью?
– После второй я, надеюсь, привыкну.
Они смотрели друг другу в глаза и улыбались сквозь слезы. Две взрослые плаксы.
Воскресенье выдалось тихим и солнечным. Ровно в десять утра на двух машинах они отъехали от дома Глеба. В “жигуленке”, мчащемся впереди, кроме законного владельца, находились Даша и графиня. В следовавшем сзади белом “фольксвагене” разместились Стас (за рулем), Илья (рядом) и Такэру (с колонками стереосистемы). Перед выездом Глеб, увидев Стаса за рулем “фольксвагена”, полюбопытствовал, куда подевалась его “тойота”. Переглянувшись с Дашей, рыжий ответил, что у “тойоты” забарахлил мотор, а эту рабочую колымагу он одолжил на денек у приятеля. В общих чертах, кстати, это соответствовало действительности. Даша тут же заторопилась, засуетилась и принялась всех подгонять. Глеб, разумеется, мигом засек ее со Стасом переглядки, однако вникать не стал: не до того было. И вот теперь Такэру, пристроившись в кузове возле аппаратуры, можно сказать, сдувал с нее пылинки.