Тут надо сказать довольно горькие вещи, потому что, скажем, Ибсен в «Пер Гюнте», в норвежском главном драматическом эпосе, тоже национальный характер Скандинавии описал без особенной лести, доминирующая черта этого характера — леность, и Пер Гюнт очень не любит работать. Он способен подраться иногда, он способен к великолепному вымыслу, выдумке, он очень много может выпить и съесть. Но, как и Уленшпигель, он работать ненавидит, да и Ходжа Насреддин тоже не большой был любитель этого, в общем, в народном характере, в подлинно народном духе отсутствует идиотская любовь к труду, которую пытаются навязать.
Мало того, что Нильс — ленивый мальчик, который не любит учиться, он еще и очень эгоистичный мальчик. Об эгоцентризме, индивидуализме, очень присущем скандинавам, Лагерлёф писала всю жизнь. Это суровая северная земля, где человеку приходится больше обеспечивать себя, чем думать об окружающих. Именно поэтому Сельма Лагерлёф так поощряет малейшее проявление эмпатии, малейшее проявление альтруизма в людях. И когда в «Легендах о Христе» она рассказывает об обручнике Иосифе, который пошел по домам, и никто ему не отпирал, потому что все спали и все жалели дать ему огня, чтобы обогреть его только что родившую жену Марию, — это очень узнаваемо для шведа. Вообще то, что эгоизм является некоторой национальной доминантой, в «Перстне Лёвеншёльдов» постоянно говорится открытым текстом. Может быть, эта историческая пассивность, психология лежачего камня, которую именно и сумел сдвинуть с места Карл XII, это и дает Сельме некоторые основания в Карле видеть национального героя, потому что он все-таки из шведа сделал борца, а не только вот этого пассивного претерпевателя погодных неприятностей.
И третья черта Нильса, которая тоже для национального характера крайне свойственна, — это такой внезапный авантюризм. Потому что если бы Нильс в какой-то момент не улетел с Мартином, а если бы домашний гусь Мартин не улетел с дикими гусями, то не было бы всей истории. Я, кстати, рискну сказать, что гусь Мартин в гораздо большей степени выражает шведский национальный дух, нежели Нильс. Что взять с Нильса, обычный ребенок. А гусь Мартин, который вдруг полетел за Аккой Кнебекайзе, это воплощение скандинавского характера.
Надо сказать, что по Лагерлёф мир делится на глуповатых, добродушных и авантюристичных мужчин и мудрых женщин. Женщина у нее всегда носительница мудрости, начиная с «Перстня Лёвеншёльдов», хотя это ее одно из поздних произведений, но просто это наиболее наглядный вариант. Мужчина всегда предлагает какую-то глупость или грех, женщина всегда его здраво осуждает. Женщина — носительница не столько жизни, сколько ума и доброты. Не случайно, кстати, в одной из лучших «Легенд о Христе» изображена древняя Сивилла, которой столько же лет, сколько песчинок на берегах ее родины, и она провидит среди темной ночи, во времена императора Августа, что скоро ее озарит свет и придет великий младенец. А там, кстати, замечательный символ: у Августа улетает жертвенный голубь из рук, и это вот такое преддверие рождения царственного младенца.
Нужно заметить, что гусю Мартину с его простотой и наивностью противостоит знаменитая Акка Кнебекайзе. Акка Кнебекайзе — вожатая диких гусей, одинокая мудрая женщина, которая ведет их через бесконечные препятствия туда куда-то на юг. Желание сделать из шведа, из одомашненного и жирного гуся, что-нибудь более мобильное и более отважное, — это и есть, как ни странно, движущая сила всех книг Сельмы Лагерлёф. Она считала, что шведы за последние двести, после Карла, мирных лет своей истории несколько утратили свои славные добродетели и вообще перестали понимать, зачем они. Единственное, что их может как-то поднять, эта христианская вера, которая, как она считала вместе с Честертоном и другими апологетами, в XX веке гораздо более актуальна, чем за две тысячи лет до того, потому что человечество ушло дальше от Христа, оно еще менее готово услышать его проповеди.