И, конечно, нельзя отрицать, что из всех персонажей начала века, награжденных Нобелевской премией, Тагор оказался парадоксальным образом самым влиятельным, в своей стране он был наиболее признан, почитаем как божество. Это связано было с тем, что он огромные силы и средства вложил в политическую, благотворительную, просветительскую деятельность, с тем, что он не ограничивался сидением за письменным столом. Это тот почти утраченный ныне тип художника, который активно участвует в жизни, «толстовский тип», потому что ведь и Толстой создавал свою, назовем вещи своими именами, секту, не в целях личного величия, а для того чтобы все-таки совесть и просвещение нести в мир. Тагор — это создатель собственного ашрама, по сути дела, собственного монастыря, это активный проповедник, это человек, который вложил всю Нобелевскую премию в создание, в строительство школы на месте той школы, в которой сам учился. И огромное количество библиотек по всей Индии, лечебниц, просветительских центров — это все его фонд, его foundation; если бы он этим не занимался, конечно, его влияние в Индии было бы значительно меньше. То, что сегодня у нас таких художников нет, вина не только власти, но вина и самих художников, которые уверившись в безнадежности любой деятельности, охотно замыкаются в башне из слоновой кости. Идеал ХХ века, — это художник, активно преобразующий жизнь, он мечта модерниста, футуриста о выходе искусства на площади. То, что Тагор с самого начала не остается чистым лириком, а лирик он, кстати, хороший, а все-таки отважно бросается в битву жизни, как к этому ни относись, но это позиция достойная. И хотя самым популярным его сборником стихов все равно остаются «Скорбные песнопения» памяти первой жены, но пусть не будет забыта его общественная деятельность. Это все-таки признание, и признание общенародное, наступательной общественной позиции, художник должен участвовать в жизни своего народа, иначе грош ему цена.
У него были разногласия с Ганди, довольно сильные, потому что Ганди однажды имел неосторожность сказать, что одно стихийное бедствие, случившееся в Индии, кажется, или эпидемия — это кара за презрение к касте «неприкасаемых». В общем, сказал примерно то же, что и сказал в свое время, не будем называть имен, один из крупных русских церковных деятелей, сказавший, что землетрясение на одном острове — это следствие религии вуду и плохого отношения друг к другу, а надо было им организоваться чуть-чуть получше, и тогда бы их Господь не покарал. Для Тагора это проявление не столько обскурантизма, агрессивного невежества, сколько жестокости: по его мнению, природный катаклизм справедливым быть не может. Но они все равно с Ганди в результате примирились, совместно сфотографировались, и никаких принципиальных разногласий между ними не было.
Тагор вообще, насколько я помню, избегал с людьми принципиально рвать, у него со всеми были такие, знаете, отношения трогательные. Он и внешне являл собою трогательного седовласого бородатого пророка, к нему и относились как к посланцу небес, с таким не очень пополемизируешь. Это вам не Честертон, который в журнальной полемике совершенно забывался и от избытка темперамента, случалось, терял лицо. Тагор — это замечательно выстроенный, традиционный образ почти святого, учителя.
И он всю жизнь так выстроил, как череду пророчеств, и в последний свой день перед смертью сказал: «Россия победит фашизм», это 1941 год. И победила.
Рабиндраната Тагора вообще как-то в России традиционно любили, потому что любили борца за прогресс, всегда лучше, когда он или афроамериканец или индус, свой борец за прогресс как-то подрывает суверенитет, а чужой борец за прогресс все делает как надо и дай бог ему здоровья.
Он прожил 80 лет ровно, правда, последние два года болел тяжело. Если бы он увидел современный мир или современную Индию, например… Понимаете, он же явление того же типа, что Мартин Лютер Кинг, такой святой, борец, пророк, он бы делал все то же самое. Но, к сожалению, сегодняшняя эпоха и мелкий, как говорил Гессе, фельетонный мир, так устроены, что этот тип не востребован. Писатель-учитель, писатель-пророк сегодня воспринимается скорее как посмешище.
Он для своего времени, для начала ХХ века, этот тип; Ромен Роллан, Рабиндранат Тагор, Лев Толстой — это все писатели одной породы, это такие национальные пророки. Сегодня это совершенно другое, наверное, сегодня у него было бы свое телешоу, в котором он был бы в статусе Опры Уинфри национальной, но не выше, собственный ашрам уже вряд ли.