Ханнер моргнул.
— Вот оно что... — протянул он.
Теперь ему стало понятно присутствие на площади нескольких сотен солдат. Лорд Фаран бывал обычно более бережлив, когда дело касалось людей; лорд же Азрад был, во-первых, начисто лишен чувства меры, а во-вторых, никогда не берег ничего, кроме собственных сил.
Но сейчас и Ханнер желал сберечь собственные силы — чтобы их хватило по крайней мере до тех пор, пока он уютно не устроится в собственной постели. Он посмотрел вверх, на Рудиру, прикидывая, сколько она сможет поднять.
— Ты понимаешь, что чародейка может попросту пролететь во дворец над вашими головами? — спросил он.
— Ей пришлось бы пролететь сквозь тучу копий, — почти виновато ответил Нараль.
Ханнер сомневался, что это помешало бы Рудире, но решил не спрашивать ее. Вместо этого он поинтересовался:
— Не будет ли кто-нибудь любезен доложить правителю о моем приходе? Мне бы очень хотелось поспать.
— Правитель удалился к себе до утра, — сказал Нараль. — У нас весьма ясный приказ — не тревожить его, что бы ни случилось. Так что пока не произошло что-то непоправимое...
Ханнер глубоко вздохнул.
— Тогда, может быть, кто-нибудь передаст несколько слов моему дяде, лорду Фарану? Пожалуйста!
Капитан Нараль немного подумал, потом кивнул.
— Я пошлю человека. Что передать?
— Что я здесь, на улице, со мной несколько друзей и четверо арестантов и мы хотели бы попасть во дворец — по крайней мере я хотел бы — чтобы лечь спать.
— Я передам, но сомневаюсь, что он отменит эдикт правителя. Лорд Азрад был настроен очень решительно.
— Просто передай ему мои слова, капитан.
Нараль поклонился.
— Как прикажешь, милорд. — Он обернулся, подозвал к себе одного из стражников и отдал приказ.
Ханнер вернулся к своим.
— Кажется, нам придется подождать, — сказал он. — Давайте присядем и отдохнем. — Он кивнул на бордюр подле часовни на углу Аренной улицы и площади Аристократов. — Если я кому понадоблюсь — я тут.
С этими словами он опустился на ближайший камень, прислонившись к стене часовни; голова его при этом пришлась как раз под полкой для приношений.
Избавить гудящие ноги от веса тела уже было наслаждением.
Йорн пристроился рядом с ним, только ему пришлось наклониться вперед, чтобы не стукнуться о полку затылком.
— Что-то я не вижу никого из своей роты, — заметил он, оглядывая стройные ряды стражников.
— Это и к лучшему, — отозвался Ханнер. — Значит, ты не нарушаешь приказа, сидя здесь со мной.
Еще один чародей, в серой потрепанной домотканой одежде, уселся по другую сторону от Ханнера — и не на бордюрный камень, а привалившись к стене.
— Можно пойти на Стофутовое поле, — сказал он. — Там нас не тронут — стоит им только понять, что мы маги.
Ханнер взглянул на него.
— Как, ты говорил, тебя зовут?
— Зарек, — ответил тот. — Зарек Бездомный — вот уже несколько лет меня так называют.
— Значит, ты уже ночевал на поле.
— Каждую ночь. Я и этой ночью там был — когда поднялся весь этот шум. Ну, я и отправился в Волшебный квартал, может, думаю, выйдет заработать на еду, если продать новости о таинственных криках, а прихожу — все уже обо всем знают, оказывается, пострадал весь город... И тут я понял, что эта новая магия и мне по зубам — и только стал прикидывать, как бы повыгоднее использовать ее, как вы кинули клич... я и отправился с вами, вот, думаю, хоть на одну ночь крыша над головой будет.
Ханнер смотрел на него, не отрываясь. Как и все в Этшаре Пряностей, он знал о Стофутовом поле. Больше двухсот лет назад Азрад Великий повелел, чтобы между Пристенной улицей и городской стеной на протя-жении ста футов не возводилось никаких построек — участок должен был оставаться пустым на случай войны, чтобы там могло свободно действовать войско.
Разумеется, Гегемония Трех Этшаров не воевала вот уже двести лет — с тех пор, как окончилась Великая Война, и пустое пространство внутри городских стен было слишком дорого, чтобы оставаться пустым. По закону, никакие постоянные постройки на поле возводиться не могли, но о временных там речь не шла, а Этшар был переполнен; в результате, несмотря на указ, городская беднота и бездомный люд начал обосновываться со своими шатрами и навесами на ничейной стофутовой полосе.
По всей длине — а протянулось оно на девять или десять миль — Стофутовое поле служило убежищем для отбросов Гегемонии. Нищие, воры, калеки, сумасшедшие — и все честные люди, которые по тем или иным причинам не могли платить за крышу над головой и не имели зажиточных друзей или родичей, чтобы те пустили их под свою.