— Но мы же предполагаем, что Гильдия более не следует своим правилам.
— Это глупо, — повторила Альрис. — Дурацкое предположение, потому что они следуют своим дурацким правилам, и дядя Фаран не может убедить их отказаться от этого.
— И это дурацкий спор, — сказала Нерра. — Я голодна. Правитель сегодня устраивает парадный ужин?
— По-моему, нет, — отозвался Ханнер.
— Тогда пошли на кухню и добудем себе чего-нибудь. Мне не хочется есть здесь, да и дядюшка навряд ли обрадуется, если мы будем у себя, когда он приведет очередную пассию.
— Твоя правда, — кивнул Ханнер. Он тоскливо поглядел на диван у стены — ноги у него болели, и он охотно бы дал им отдохнуть — повернулся и побрел к двери. Голоден он был не меньше Нерры, а ноги могут отдохнуть и на кухне, благо идти до нее всего три пролета вниз и какую-то сотню футов на запад, прямо под главный зал.
Огромная, похожая на пещеру кухня кишела по слугами — все они готовили, носили и жевали всякие вкусности. Один стол, в сторонке, окружала стража — там шеф-повар готовил ужин правителю.
Принято было, чтобы правитель пировал в главном зале, с семьей и придворными, но Азраду VI всегда было лень тратить такие усилия па еду; он предпочитал кушать и своих покоях в окружении ближайших советников — братьев и лорда Фарана, если тот случался поблизости. Другие обитатели дворца были вольны устраиваться как угодно.
Лорд Фаран часто ужинал на стороне, в особняках разных важных сановников или в домах у женщин, но сестер Ханнера приглашали туда редко, а самого Ханнера — еще реже. Добывание себе еды на кухне было для них делом обычным.
Четверка раздобыла жареную курицу, бутылку альдагморского, блюдо овощей и кучу сладких булочек, потом нашла тихий угол и устроилась там на полу, скрестив ноги. Они ели, болтали и смотрели на суету вокруг. Ханнер заметил, как вывалили в окно ведро отбросов, и проворчал:
— Теперь понятно, почему воняет канал.
— А ведь правда, ужасная вонь, — согласилась Мави. — Думаю, очищающее заклятие в последний раз не сработало.
— Волшебству доверять нельзя, — сказала Нерра. — Оно ненадежно. Так, во всяком случае, утверждает дядя Фаран.
Альрис возмущенно фыркнула.
— Возможно, еще и поэтому Гильдия запрещает смешивать власть и магию, — заметила Мави.
Ханнер покачал головой:
— Не думаю, что поэтому. На самом деле волшебство не менее надежно, чем все остальное.
— Так то волшебство. А другая магия? Дядю Фарана тревожат все маги, хотя по-настоящему раздражают его только волшебники.
— Гильдия не желает, чтобы разные виды магии смешивались, — сказала Альрис.
— А волшебство и правда менее надежно? — спросила Мави. — Никогда об этом не слышала.
Ханнер приподнял ладонь.
— По-моему, все зависит от того, чего вы хотите от волшебника, — проговорил он. — Жрецы не претендуют на безошибочность, и многие молитвы остаются без ответа, но кое с чем они прекрасно справляются. Мне не доводилось видеть, чтобы больной горячкой, которого пользовал жрец, умирал.
Внезапно стало очень тихо, и Ханнер осознал, что он только что сказал. Нерра и Альрис молча уставились на него, но Мави спросила:
— Сколько вообще людей сейчас умирает от горячки?
— Наша мать умерла. — Нерра сердито отставила тарелку. — Он видел, как горячка сожгла нашу мать. И маги не помогли — она ведь была леди Иллира, сестра лорда Фарана. Их заклятия к услугам купцов, моряков, вонючих нищих со Стофутового поля, но для потомственного аристократа или кого угодно, связанного с правителем, — нет уж, маги и пальцем не пошевелят. — Она глянула на Альрис — та смотрела в тарелку и отщипывала кусочки курицы.
— Это еще одна причина, по которой дядюшка так озабочен магией, — тихо проговорил Ханнер.
— Ужин окончен. — Нерра вскочила. — Я пошла.
— Я с тобой. — Альрис поставила тарелку на пол.
— Но я не наелась! — запротестовала Мави.
Нерра не ответила; она шагала прочь, увлекая за собой Альрис. Мави и Ханнер остались сидеть на полу.
— Прости, — сказал Ханнер. — Я не подумал. А стоило бы, прежде чем напоминать им о маме.
— Ну, меня-то ты не задел, — отозвалась Мави. — Моя мать жива и здорова. Но это и правда было...
— Бестактно?
— Что-то вроде...
— Бесчувственно?
— Может быть...
— Невероятно глупо?
— Да, думаю, что так.
— В этом я мастак, — согласился Ханнер. — Никогда не знаю, ни что сказать, ни когда прикусить язык. Потому-то я все еще и состою на побегушках у дядюшки вместо того, чтобы заниматься собственным делом.