– Что – ночью?
Лютава встала и подошла к ней, внимательно оглядывая подругу. Теперь она заметила, что Далянка какая-то не такая – что-то неуловимо странное появилось в выражении ее всегда ясного и приветливого лица с чуть приподнятыми, как будто в улыбке, уголками губ – какая-то тревога, неуверенность, глубокое внутреннее удивление. Тонким нюхом кудесницы Лютава уловила запах ворожбы и дальше слушала, не сводя с Далянки внимательного острого взгляда.
– А ночью снится мне… Ну… Хвалис снится. И таким красавцем кажется, словно лучше и на свете нет. Будто обнимает он меня, слова разные говорит… А я слушаю, и так хорошо мне… Аж вспотела во сне. Вертелась, Рушавку разбудила. И как проснулась – все о нем думаю. Вот и думаю – с чего бы это?
Далянка вопросительно посмотрела на Лютаву. Второй из княжеских сыновей никогда ей не нравился, и внезапно вспыхнувшие чувства удивили в первую очередь ее саму. А привычка советоваться с Лютавой у нее была давняя – на два года старше, дочь волхвы и внучка волхвы, покровительница Варги, Лютава казалась ей сильной и мудрой, как сама богиня Марена.
– Ну-ка, погоди…
Для такого простого дела Лютаве не требовалось особых приготовлений. Она прикрыла лицо руками, чтобы не мешал свет Явного мира, и тихо забормотала под нос:
– Мара-Марена, матушка гневна, темные ночи, звездные очи, горе вздымала кощные чары…
В таких случая совершенно все равно, что говорить. Заговор только настраивает сознание на восприятие Навного мира, открывает «навное окно», а слова у каждого свои – главное, чтобы они помогали и настраивали именно тебя. Росомана, волхва из рода Гореничей, вообще стучится в свое «навное окно» при помощи колыбельной песенки, под которую ее когда-то качала старая волхва Плескава, ее прабабка, – с детства Росомана привыкала, что под эти слова сознание «уплывает», и пользовалась ими всю жизнь.
Призыв к Марене, божественной покровительнице Лютавы, сразу возымел действие: перед глазами потемнело, по коже побежали мурашки, а потом она словно затвердела, как каменная, – это дух обнаружил свою иную, по сравнению с телом, природу. Внутренний взор устремился вперед – и в самом сердце Далянки Лютава увидела темное пятнышко. Оно было живое и шевелилось, высасывая из души теплую силу и вкладывая взамен чужую волю.
Лютава издала короткий злобный рык, как настоящая волчица, – так ее разгневала чья-то попытка завладеть Далянкиной душой. С диким воплем она прыгнула вперед – сама Далянка от неожиданности и испуга отшатнулась и упала на траву.
Черный комочек выскочил из сердца и растаял.
Лютава постояла, приходя в себя – в прямом смысле. По коже опять побежали мурашки, как будто она «отсидела» все тело разом. Она отняла ладони от лица, зажмурилась – яркий свет весеннего дня резанул по глазам. Далянка сидела на траве и в ужасе смотрела на нее.
– Не ушиблась? – Лютава подошла и протянула руку: – Давай подниму.
– Не-ет… – Далянка уцепилась за ее сильную загорелую руку и поднялась. – Дура я… Уж сколько раз видела, а каждый раз так страшно…
– Страшно было вчера, – сердито ответила Лютава. – Она ведь, дрянь такая, тебе подсадку подсадила, приворожить к Хвалису пыталась. Ну, я им дам! Вот ведь придумала! Ну очень хочет Замилка Хвалиса на тебе женить. Не добром, так приворотом. Да их убить мало!
– Ну что ты – ведь он тебе брат!
– Леший ему брат!
– Да если бы хоть леший! У него же тут родни никого, только через князя Вершину. А мать – пленница, бывшая роба. У Люта, у Боряты, у младших ваших всех родня знатная. А у Хвалиса никого! По матери ни рода, ни племени. Вот он и хочет хоть как-нибудь корень пустить, хоть через жену.
– Ну, если ты такая добрая, то выходи за него! – с ожесточением ответила Лютава.
– Да что ты! – Далянка отмахнулась. – Не хотела я за него выходить и не хочу. Я ему на прошлую Макошину неделю сказала – не пойду, и не думай. Просто тебе объясняю.
– Спасибо за науку. А то я бы сама не додумалась.
– Что ты такая злая?
– Я не злая! Была бы злая, давно бы сама Замиле гостинец приготовила. На нее и у меня сил хватит. А не хватит – своих попрошу.
– Ну, ты уж слишком! – Далянка даже испугалась. Она верила, что у Лютавы хватит сил и умения даже на смертную порчу, но все же речь шла о людях из своего рода!
– А не то – так отцу бы нажаловалась. Пусть бы знал, чем его жена любимая балуется. За приворот убивают, случается.
– Да ну тебя, такие страсти рассказываешь! – Далянка нахмурилась. – Не случилось же ничего.
– А ты хочешь дождаться, пока случится? Это они к завтрашнему дню постарались – ведь завтра Ярила Мокрый! Вот и думают: подсадку посадить, чтобы ты денька два по нему страстью потомилась, а там – хоровод, гулянья, песни-игры, все такое – и готово дело! Галица эта тоже – ходит тут везде, поршнями шмыгает! Дошмыгается!
– Ой, смотри! – Далянка покачала головой. – Я знаю, почему ты злишься. Боишься, как бы князь Вершина Хвалису слишком много не оставил, Люта не обделил.
– А думаешь, не может?
– Может. Мой отец то же самое говорит. А мать знаешь что ему отвечает?
– Ну?
– Что в погоне за властью вы дух свой погубите. Какой бы ни был, он ваш брат по крови. Какой ни есть, а вашего рода. На свой род руку поднимать – сама знаешь, чего я тебе объяснять буду? Проклянете сами себя из-за него, вам оно нужно?
– А дать им пакостничать – лучше? И я за тебя заступиться не могу? Да я загрызу их обеих, если еще…
– Девушки, да вы никак деретесь? – Из-за берез показался Лютомер, с любопытством разглядывающий взволнованную Далянку и разгоряченную, рвущуюся в бой Лютаву. – А можно сначала, а то я проглядел?
– О! – Увидев его, Лютава сразу забыла, о чем они с Далянкой говорили. – Ты вернулся! Ну, рассказывай! Что там за напасть?