Оглядываясь в толпе, Вышень вдруг радостно охнул.
– Ждите здесь! – велел он и бросился куда-то к костру.
Там он дернул за рукав какого-то мужика – невысокого, толстого, с красным, как вечернее солнце, потным лицом и бородой соломенного цвета. Завидев его, мужик удивился, но не очень, а скорее обрадовался и полез обниматься. Они стали о чем-то бурно говорить, потом Вышень привел краснорожего к товарищам.
– Вот повезло, так повезло! – приговаривал он. – Вот боги помогли, кого встретил! Смотрите, это Гудлув, варяжский гость, мы с ним вместе к лебедянам ходили!
– Я опять туда собрался, а ты с нами, да? – спрашивал Гудлув. На шее у него висел маленький темный молоточек – варяжский оберег, но по-славянски он говорил довольно хорошо, только слова произносил как-то странно. В руке он держал рог с медовухой и часто к нему прикладывался. – Мы опять идем! Князь Святко идет на хазар, а там будет добыча, будет полон – торговым гостям есть чем поживититься, да?
– Поживиться, – поправил Миловит.
– Да! – Полупьяный варяг тяжело хлопнул парня по плечу горячей потной ладонью. – Ты чего такой хмурый? Я сам толстый, мне тяжело бегать за девкам, а ты что ждешь? Ты молодой, тебе надо бегать быстро, как ветер!
От медовухи варяжский гость стал еще тяжелее – покачнувшись, он грузно осел на землю, чуть не пролив остатки питья из рога.
– Не до девок нам, Гудлув, друг дорогой! – зашептал ему Вышень, присев рядом и вцепившись в толстое плечо. – Нам бы князя Святко найти побыстрее. Дело у нас к нему важное, такое важное, что и до утра ждать нельзя.
– Важное? – Варяг посмотрел на него, делая усилие, чтобы сквозь пьяную муть в голове что-то сообразить. – А ты… Князь Вершина… Угра…
– Не говори! – Вышень поднял ладонь, точно хотел зажать ему рот. – Молчи, друже, ведь погубишь нас! Покажи, где нам тут князя сыскать, а я тебе куниц да соболей за полцены зимой отдам!
– Слово? – При мысли о такой выгодной сделке Гудлув постарался стряхнуть хмель и стал тяжело подниматься. Вышень и Глядовец с двух сторон поддержали его под руки. – Ну, коли так… Ступаем, я покажу, где тут князь…
– Идемте, а не ступаем! – опять поправил дотошный Миловит.
Хвалислав не замечал таких мелочей – вот-вот он увидит человека, который определит его судьбу. Или погубит, или станет больше, чем родной отец. Ибо князь Вершина дал ему только жизнь, которую он, Хвалислав, должен был провести на положении вечного отрока, а Святомер оковский мог дать власть, славу, честь и богатство.
Ближе к опушке горело еше несколько костров, а между ними сидели на земле, на заранее принесенных бревнах и просто на охапках травы старейшины родов – старики и зрелые мужчины, все в праздничных цветных рубахах. Женщины разносили им угощение на широких деревянных блюдах, наливали меда и пива в рога, кому в глиняные, а кому и в серебряные чаши. На самом светлом месте между двух костров на резной скамеечке устроился гусляр – довольно молодой мужчина, наряженный в заморские дорогие шелка и сиявший, как ирийская птица. Старейшины слушали, как он поет, но то один, то другой украдкой косил глазом на девичьи хороводы неподалеку.
Здесь же был и князь Святко со старшим сыном, который считал, что время бегать с молодежью для него, мужа и отца, давно миновало.
– Вон она, княжь, – сказал Гудлув, выведя Ратиславичей к костру. – Видаешь его?
– Окажи еще услугу – позови его ко мне, – попросил Вышень. – Скажи, новости важные. Да только пусть в сторонку отойдет. Пусть хоть сына с собой берет, хоть людей, только немного!
Покачав головой, Гудлув все же послушался и направился к тому месту, где сидел князь, тяжело ступая и слегка покачиваясь. На ходу он спотыкался о чьи-то ноги, задевал сидящих, его толкали в ответ, беззлобно поругивали – ну, набрался человек на праздники, оно дело понятное, ну так ложись под кусток и спи, раз на ногах не стоишь! Чего колобродить?
Добравшись до князя, варяг наклонился и стал что-то говорить. Угряне в тревоге наблюдали за ними из темноты. Сначала князь Святко слушал Гудлува с удивлением, не понимая, чего тот хочет. Потом он вдруг переменился в лице – понял суть, и взгляд его устремился в ту сторону, куда показывала неверная рука полупьяного толстяка. Едва ли он что-то увидел в темноте, но Вышень выступил вперед, ближе к свету костров, и почтительно поклонился. К трусам охотника за хазарским серебром никак нельзя было отнести.
Князь Святко поднялся, сделал знак окружающим сидеть и пошел вслед за варягом.
– Здравствуй, князь Святомер! – Теперь уже Хвалислав поклонился первым. Настал час, и ему больше нельзя прятаться за спинами старших и мудрых. – Не прогневайся, что незван к тебе явился, от веселья оторвал. Да дело у нас такое, что до утра терпеть не может.
– Хвал… Хвалислав! – Святко вспомнил одного из Вершининых сыновей, рожденного какой-то иноземной пленницей, и брови его взметнулись от удивления. – Вот это гость! Да неужели Вершина за дочерьми тебя послал? Тебя?
Было видно, что он ожидал кого-то совсем другого, и Хвалислава пронзило острое чувство обиды – значит, ни дома, ни здесь его, сына Вершины, не принимают всерьез и не считают за человека, которому можно что-то поручить!
– А! Хвалис! – рядом раздался знакомый надменный голос, и из темноты выступила высокая, худощавая фигура Доброслава. – Не ждали! Где же оборотень ваш? Хвост поджал?
– Оборотень здесь! Здравствуй и ты, Доброслав Святомерович! – Хвалис снова поклонился. Его оскорбило то, что Доброслав даже не соизволил вспомнить его полное имя, но он крепился: от этого разговора зависит вся его жизнь. – Выслушай меня, князь Святомер, и сын твой пусть послушает. Я к вам как друг пришел, а иных друзей на Угре не будет у вас.
– Оборотень здесь? – Это взволновало Доброслава гораздо сильнее, чем все остальное. – Где?
И он огляделся, привычно хватаясь за то место на поясе, где обычно висел меч. Увы – сейчас там было пусто.
Впрочем, и враг его оборотень сейчас был лишен какого-либо оружия, кроме своей врожденной силы. Берегиня Зуша увлекла его в воду, а там сразу обвила и обтекла своим гибким телом, казалось, сразу со всех сторон. В воде, ее родной стихии, тело берегини утратило человеческие очертания, растеклось, растворилось или, вернее, стало размером со всю реку. Лютомер ощущал, как прохладные руки ласкают его, как холодные губы мелких волн покрывают поцелуями с ног до головы одновременно, как сама водная стихия сливается с ним в порыве пробудившейся страсти. То ему мерещилось, что в его объятиях дрожит и изгибается чье-то прохладное стройное тело, а то оказывалось, что лишь струи воды текут, повинуясь своему вечному движению, мимо него и через него… Еще миг – и страсть реки выпьет его тепло до дна и опустит неживое тело на дно, привалит тяжелыми песками, опутает водяной травой…
Так бы и случилось, будь он просто человеком. Но он был сыном Велеса, и сейчас, в священную ночь, грань между человеческой сущностью Лютомера и божественной сутью его отца истончилась до последнего невозможного предела.
Одним усилием воли он перешел эту грань. Раскрылся, впуская в себя суть Хозяина Подземных Вод.
И ясно ощутил, как затрепетала в его объятиях вода. Только что она думала, что человек целиком в ее власти, а тут вдруг сама оказалась в плену у силы, многократно превосходящей ее силу. Лютомер засмеялся, и в его смехе слышался глухой отзвук бесконечного Подземелья, откуда родятся все земные реки и куда они утекают с земли – унося с собой души умерших, закатный свет, слезы и жалобы, протекшие года, тени поколений… В эту Бездну уйдет однажды и Зуша, уйдет, какой бы долгой ни была ее жизнь, уйдет, как любая из смертных женщин, что когда-то умывалась в ней, пускала по течению свадебные венки, купала детей, просила им здоровья и счастья, роняла слезы потерь, вливая их в реку и отсылая горе к Темной Матери…