Наклонившись, он взял ее руку и осторожно лизнул царапины, по звериной привычке зализывать раны.
Женщина зашевелилась. Видимо, она с трудом приходила в себя и еще не осознавала ни своего тела, ни окружающего мира.
Лютомер помог ей перевернуться, убрал волосы с лица. Под такой грудой и задохнуться можно. Хорошо бы воды, но до реки тут неблизко…
– Уйди, волчара, – хрипло и неразборчиво шепнула она, слабой рукой пытаясь оттолкнуть его голову. – Крови моей хочешь… Чуть не погубил…
– Прости, погорячился, – легко согласился Лютомер и еще раз лизнул ее царапины. – Не бойся, не съем. Заживет даже быстрее.
Семислава попыталась приподняться, но тут же без сил снова опустилась на траву. Лютомер встал, взял свою добычу на руки понес в ту сторону, где его ждали бойники. Груда белых шелковых обрывков осталась на зеленой траве, как сброшенное лебединое оперенье.
Вскоре к опушке леса подтянулось все войско. Сам князь Святко видел битву двух птиц в рассветном небе и понимал, что его жена, потерпев поражение, осталась в руках угрянского оборотня. Но по этой же причине он побоялся немедленно вести дружину следом. От оборотня можно ожидать чего угодно, а младшая жена, красавица и мудрая волхва, была слишком дорога Святко, чтобы он решился рисковать ее жизнью и благополучием. В семье и дружине оковского князя Семиславу любили, пожалуй, все, кроме княгини Чернавы, которая видела в ней соперницу, но даже старшая волхва сейчас призывала мужа не торопиться и попробовать сперва мирные средства. Поэтому княжеская дружина и добрая половина войска, собранного для хазарского похода, стянулась к опушке леса, где таился оборотень со своей добычей, но пока ничего не предпринимала.
Князь Святко так извелся, что с большим трудом сохранял перед людьми хотя бы подобие невозмутимости. У него не шло из ума – вот сейчас, пока он топчется на опушке, словно девка в хороводе, оборотень терзает его лебедь! Нужно было отправить кого-то на поиски и переговоры. Кого?
Среднего сына, Твердяту, наконец нашли – он лежал на берегу под ивами, мокрый насквозь и без памяти. Он оказался жив, но привести его в себя пока не удавалось, и волхвы сказали, что берегини выпили из княжича почти всю силу. Еще чуть-чуть – и умер бы. Угрянская княжна Лютава, с которой Твердята начинал гулянье, исчезла без следа. Ее младшая сестра и сейчас стояла рядом с Ярко, но, судя по ее растерянному и встревоженному виду, знала обо всем этом не больше прочих.
Князь Святко уже совсем решился идти в лес сам – рисковать собой ему было легче, чем кем-то из семьи, и никому из бояр он не доверял в той же степени, как самому себе, – как вдруг за деревьями мелькнули две фигуры. Две похожие фигуры – высокие, стройные, белые, как духи березовой рощи, плоть от плоти самого леса.
Они вышли и остановились на краю опушки, и князь Святко замер в трех шагах перед ними. Толпа в безотчетном порыве подалась за ним, но Святко, не оборачиваясь, движением руки велел всем оставаться на месте. Пока судьба Семиславы не прояснилась, положение требовало крайней острожности. Если оборотень пришел сам – значит, хочет говорить. А значит, надо сначала его выслушать. Выстрелить всегда успеется – если его берет железо. Святко отчетливо понимал, что если оборотню сейчас будет причинен какой-то вред, он, князь, возможно, никогда больше не увидит свою младшую жену. Поэтому он, мельком оглянувшись, сделал всем позади свирепый знак глазами – не шевелиться, убью!
Рядом с Лютомером стояла его сестра Лютава, и всем сразу бросилось в глаза, как они похожи.
– Здравствуй, князь Святомер. – Лютомер первым поздоровался и даже слегка поклонился, как младший из двоих. – Спасибо тебе, что пришел, ждать и искать не заставил.
– Жена моя где? – в ответ спросил князь Святко. – Жива?
– Жива покуда. – Оборотень невозмутимо кивнул. – Сговоримся – получишь свою жену живой и невредимой.
– Чего ты хочешь? – с трудом сдерживая гнев и ярость, спросил князь. – Смотри, волк лесной, я за мою жену тебя…
– Не гневайся, князь Святомер, в нашем деле гнев – советчик плохой. Из нас двоих не тебе бы гневаться. Твой сын моих сестер из дома увез, за гостеприимство наше черным злом отплатил. За это предки завещали кровной местью мстить. Убил бы я тебя и сыновей твоих – перед богами и предками был бы прав. Но я крови лить не хочу. У вятичей есть враги, у угрян есть враги – незачем нам друг в друге новых врагов искать. Слушай, что я тебе скажу. Старшая моя сестра уже у меня, – он кивнул на Лютаву. – Отдай мне меньшую сестру мою, Молиславу Вершиновну, поднеси им и родичам нашим дары в искупление обиды – и разойдемся мирно, я от имени рода моего пообещаю обиды не держать и мести вам не искать больше.
– Жена моя где?
– Жену твою получишь, когда я своих сестер увезу.
Святко ответил не сразу. Его гордость противилась тому, чтобы признать себя и свой род побежденными, подносить дары, искупать вину. Ему, князю могучего племени вятичей, было стыдно склонять голову перед волком из угрянского леса. Да еще на своей собственной земле! Будь перед ним другой человек – он мигом приказал бы стрелять, убить Лютомера и бросился бы во главе дружины в лес, надеясь вырвать Семиславу из рук угрян раньше, чем те успеют причинить ей вред. Но перед ним стоял оборотень и чародей. Как знать, что он сделал с ней и какие заклятья наложил? Может быть, Семислава погибнет в тот же миг, что сам оборотень! Может, он имеет силу убить ее одним усилием мысли?
Пленение Семиславы связывало ему руки, а к тому же Лютомер был прав перед богами и предками – как честный человек, почитающий заветы, князь Святко не мог не признать этого перед самим собой. Горячий порыв Доброслава, жаждущего хоть как-то привести к покорности угрян, оборачивался против самих вятичей. Но Святко не был бы собой, если бы не попытался спасти положение.
– Послушай, варга Лютомер, – заговорил он, еще не зная толком, что хочет сказать. – Ты прав во многом, только… не годится нам так расстаться. Как враги, как звери лесные… Я ведь породниться с вами хотел. Сестер твоих взять в жены моим сыновьям, а тебе дочь мою в жены предлагаю.
– Спасибо за честь, князь Святомер, но сестер моих я домой верну, и дочери твоей мне не надо. Она и собой хороша, и родом знатна, ничего худого сказать не хочу, но хазар воевать угряне не станут. Найди ей мужа другого, а сестрам моим мужей отец наш подберет. Молинка! – Он нашел в толпе позади Святко лицо младшей сестры. – Иди сюда.
Молинка, как завороженная, среди общей тишины и неподвижности сделала шаг вперед.
И сразу двое кинулись к ней, чтобы удержать, – Ярко и Доброслав. Но если Ярко не желал с ней расставаться, то Доброслав понимал, что глупее глупого в их положении выпустить из рук единственную ныне заложницу.
– Никуда она не пойдет! – крикнул Доброслав, заступая девушке дорогу.
– Она со мной останется! – одновременно воскликнул Ярко и обнял Молинку. – Она моей женой будет. Она сама обещала!
Девушка молчала, и тогда Лютава сделала шаг вперед.
– Молинка! – окликнула она сестру. – Погляди на меня!
Сестра подняла на нее глаза и тут же опустила снова, теребя кисти нарядного пояса.
– Послушай лучше меня, варга Лютомер! – Ярко сам шагнул к опушке. – Ты не подумай, что я… Я когда княжну Молиславу увидел, так и понял: она – судьба моя, мне ее сама Макошь предназначила. И я ей тоже… – Он запнулся, оглянулся на девушку. – Она сама согласна быть моей женой.
Молинка не поднимала глаз, и на лице ее отражалось такое жаркое смущение, какого Лютава никогда у своей сестры не видела.
– Я ее всю жизнь любить буду, других жен даже не возьму, ничем ее не обижу! – горячо продолжал Ярко. – Пойми, варга Лютомер. И ты, княжна Лютава. Не невольте ее от меня уходить, ее судьба здесь, со мной. Ну, сердце мое! – Он обернулся и взял Молинку за руку: – Скажи им! Ведь я правду говорю?