― Понял я, понял! ― нетерпеливо отвечал Роман. ― Дай, возьмусь хорошенько!
Полина отступила в сторону. Роман двумя руками ухватился за края каменного квадрата. Присел в позе штангиста, крепкие мускулы на его спине затрещали…
― Двигается! ― крикнула Полина звонко. Эхо мячиком отскочило от одной стене к другой.
― Еще немного!
― Не могу, ― прохрипел Ромка.
Ника бросила попытки ослабить свою веревку, впилась в происходящее цепким взглядом.
― Не могу!
― Можешь!
Полина вцепилась в край камня тонкими детскими ручками.
― Ну! Ну! Поддается! Еще чуть-чуть!
Раздался длинный протяжный скрежет. Каменная плита с частью рисунка выехала из стены, а огромная каменная дверь неожиданно бесшумно провалилась в пол.
Ромка с Полиной опрокинулись на спину. Минуту они лежали, тяжело дыша. Потом Полина вскочила, крикнула:
― Сделали!
Ромка завозился на полу. Присел, помотал головой, как бык.
Обернулся на пленников, хвастливо спросил:
― Видали?
― Я первая! ― заторопилась Полина.
Она рванула к открывшемуся входу, но голос Романа жестко велел:
― Стой!
Она нехотя остановилась.
― Первым пойду я, ― сказал Ромка. Оглянулся на Егора и добавил: ― Я теперь всегда буду первым.
Подумал и сказал:
― Потерпите немного. Я вам покажу, что там, внутри. Это единственное, что я могу для вас сделать.
Пошел к открывшемуся проходу. Затормозил на пороге, громко проинформировал пленников:
― Ступеньки вниз. Много ступенек, конца не видно.
И велел:
― Поля, возьми фонарь.
Полина метнулась к Егору. Подхватила два фонаря, лежавших возле него, побежала назад, даже не взглянув на пленников.
Для нее они уже перестали существовать.
Передала Ромке один фонарь, попросила дрожащим голосом:
― Давай скорей!
Ромка усмехнулся. Бросил на Егора еще один взгляд и шагнул в темноту провала. Полина шла за ним.
― Ну? ― хрипло спросил Степка. ― Что делать будем, мои дорогие?
― Есть предложения? ― спросил Егор.
― Пока никаких.
― Вот и у ме…
Тут Егор замолчал. Потому что ему в ладонь ткнулось что-то холодное и мокрое.
«Похоже на собачий нос», ― автоматически отметил мозг.
А Егор радостно вскрикнул:
― Тюбик!
Тюбик не ответил. Он беспокойно елозил на месте, пытаясь перехватить острыми зубами край веревки, связавшей руки Егора.
― Тюбик! ― восторженно повторила Ника. ― Умница моя!
И даже Степка не удержался:
― Спрятался! Вот умница!
Тюбик не обращал на восторги двуногих никакого внимания. Его зубы быстро, но осторожно вгрызались в веревку.
― Прости меня, ― вполголоса сказал Егор. ― Сам я себя никогда не прощу, а ты прости…
Он видел только круглый мохнатый зад пса и две задние лапки, топчущиеся на месте. Ответить ему Тюбик не пожелал.
― Тюбик, миленький, скорей! ― умоляла Ника.
― Не нежничай со мной! ― вторил Егор. ― Не бойся поранить!
Тюбик, не отвечая, топтался на месте. И вдруг ладони Егора упали вниз, на пол, у основания колонны.
Он подтащил руки к своим глазам, недоверчиво осмотрел их.
― Не может быть! ― сказал Егор.
― Пошевеливайся! ― кратко велел ему Тюбик.
И Степка откликнулся яростным шепотом:
― Потом изумляться будешь, мать твою!.. Нику освободи!
― Как? ― глупо спросил Егор, пытаясь пошевелить онемевшими пальцами. ― Я не смогу развязать…
― Ножик у меня в кармане! ― застонал Степка. ― Двигайся ты, придурок! Они же скоро вернутся!
Егор торопливо поднялся на ноги. В купол головы ударил неразорвавшийся снаряд, он пошатнулся, но устоял.
Подошел к Степке, упал на колени и вытащил у него из кармана складной нож с превосходным острым лезвием. С трудом открыл его, перепилил веревку, не разбирая, кого она связывает. Васька выдернул руки, быстро растер онемевшие кисти. И пока Егор усердно пилил веревку, удерживающие руки Степки, Васька на пару с Тюбиком успели освободить Нику.
Они стояли, растирали кисти рук, к которым вместе с болью возвращалась чувствительность, и смотрели друг на друга.
― Что дальше? ― спросил Степка.
― Лампы потушите! ― сказал Тюбик. Он вел себя странно: все время то отбегал в коридор, то возвращался обратно.
― Почему? ― удивился Егор.
Степка втянул в себя воздух.
― А ведь он прав, ― сказал он зловеще. ― Ничего не чувствуете?
Ника шумно вздохнула. И вдруг побледнела.
― Метан! ― сказала она.
Только сейчас Егор понял, что едкий сладковатый запах уже давно раздражает ему обоняние!
― Метан, ― повторил он упавшим голосом.