Я уставился на циферки, там, если я не ошибся из-за этой бешеной гонки, было уже не двенадцать — сто восемьдесят!
— Ты слушаешь?
— Да.
— Знаешь, в том, что мой брак распался, виноват был тоже пожилой мужчина.
— Да?
— Да. Когда я вышла замуж, мне было двадцать два. Четыре года мы прожили нормально, те самые четыре года. А потом случилось…
— Что?
— Эта история немного напоминает… — она запнулась, — напоминает то, как у меня с тобой. Ты слушаешь?
— Да. Весь внимание.
— Правильно. Итак, история началась с того, что я решила преодолеть свою боязнь глубины. Дело в том, что я умею плавать, но только там, где достаю ногами до дна. А бултыхаться в бассейне для начинающих не позволяло самолюбие. Но надо начать с самого начала. Я сидела дома и писала свою магистерскую работу. Страшно вспомнить. У меня началась бессонница, я мучилась головными болями. Чуть что, разыгрывалась мигрень и казалось, будто с головы медленно снимают скальп. Да. Болели даже волосы, к ним невозможно было прикоснуться. Когда я причесывалась, начиналась дикая головная боль, в глубине где-то, в мозгу, там, где рождаются слова, но говорить я не могла из-за боли, читать и писать тоже. Правая рука словно налита свинцом, я ее поднять не могла, а спина как деревянная или как в корсете. На меня словно столбняк напал. Я читала конспекты, записи, мне казалось, я тону во всех этих мелких деталях и цитатах. Ужасно. Пошла к врачу, мне его порекомендовала приятельница, которая тоже мучилась мигренями. Врач спросил, спокойно так спросил, приветливо, как протекает моя семейная жизнь. Я сказала — никаких отношений с мужем у меня сейчас нет. Муж у меня очень заботливый, он меня, больную, не беспокоит. Врач попросил описать характер боли, где болит, когда начинает болеть, осмотрел меня и заявил — нужно плавать. Плавание избавляет от стресса, причем плавать много, не меньше часа, и сон вернется. Дело было зимой. Итак — закрытый бассейн. Я врачу говорю — не могу плавать. Боюсь глубины. А он в ответ: единственный выход — плавать, посещайте бассейн три раза в неделю. Начните плавать там, где мелко. Поперек бассейна, туда-сюда, и постепенно переходите подальше, туда, где глубоко. Я была разочарована. Думала, пропишет таблетки от головной боли, и все пройдет. А тут нате вам — бассейн. Но все-таки пошла. Четыре раза в неделю по утрам ходила плавать. Это помогло, даже работа пошла лучше, я продвигалась все ближе к границе участка для не умеющих плавать, и работа моя продвигалась. Но немало времени прошло, прежде чем я наконец выпустила из рук канат, протянутый на этой границе. Иногда я все же хваталась за него, чтобы перевести дух, и с завистью смотрела на одного мужчину, который ходил в бассейн в те же часы, что и я. Как он плавал — это надо было видеть, каждое движение точное, выверенное, одним махом он достигал дальней стенки бассейна, там легко и ловко отталкивался, разворачивался и кролем плыл обратно. Видно было, что все мышцы работают у него слаженно и четко, ни одна не бездействует. Иногда он поднимался на край бассейна и сидел там, свесив ноги в воду. Меня удивляло то, что он был уже немолод, за пятьдесят, и в волосах у него серебрилась седина, но тело — как у юноши, никаких складок, никакого живота, мускулистое, тренированное, класс! Однажды мы столкнулись в воде, и в ту же секунду вся моя уверенность пропала, я стала отчаянно барахтаться, бить ногами и руками, думала — все, тону, лечу в бездну, но вдруг почувствовала, что он подхватил меня снизу поперек живота, и тут раздался голос, успокоивший меня, придавший сил, похожий на твой: «Ну что ж вы так испугались?» Он держал меня, я уже не тонула. Мы вместе доплыли до стенки. Там посидели немного на краю бассейна. Я ему рассказала, как преодолела свою боязнь глубины и как страх внезапно вернулся, когда я чего-то испугалась.
Я посмотрел на счетчик — цифры подходили к тремстам. Завтра, подумал я, скажу хозяйке пансиона, что звонил в Токио или разговаривал с Сан-Франциско.
— Он объяснил мне, что надо сосредоточиться только на движениях, то есть думать о том, что делаешь, следить за своим телом и помнить, что руки и ноги, вообще все тело должно вытянуться в струнку, от шеи до кончиков пальцев на ногах, но главное, сказал он, нужно следить за своим дыханием, в этом весь секрет. И никакого страха никогда не будет. В следующий раз мы с ним плавали вместе, иногда он меня подстраховывал, показывал, как надо держать голову, спину, и однажды, когда он меня поддерживал, его рука соскользнула и очутилась между моих ног, ну да, и тут он испуганно посмотрел мне в глаза и убрал руку. Три раза мы плавали вместе и сидели на краю бассейна. Он рассказал о себе. Архитектор, женат, есть дети. Еще он много говорил о своих строительных проектах: здание школы, почтамт где-то в Восточной Германии, многоквартирный жилой дом. О них он всегда рассказывал вдохновенно, даже с одержимостью какой-то, словно речь шла об Эйфелевой башне. Вот и плавал он так же — самозабвенно, выкладываясь до последнего, и в то же время не растрачивая силы попусту. Я так и рвалась в бассейн, утром вскакивала, радуясь, что скоро увижу его, и, когда он на две недели пропал, скучала, бултыхалась возле каната на мелком участке, не знала, что делать, и даже приходила в выходные, надеясь встретить его. Через две недели он появился. Сказал, что ездил на какой-то конкурс архитектурных проектов. Я призналась, что без него мне совсем не нравится плавать, а он сказал, что не мог дождаться этого дня, и потом мы вместе пошли к кабинкам для переодевания, и вот тогда это случилось.
Настала тишина. Я спросил:
— Что? Что тогда случилось?
Кажется, она отпила воды.
— Я пью красное вино. А мы не могли бы чокнуться, на расстоянии, по телефону?
Я объяснил, что вина в пансионе не держат, есть только пиво, но оно в холодильнике, надо идти на кухню.
— Ну и условия, спартанские, можно сказать.
Я хотел возразить: неужели в смысле атмосферы и настроения ей больше нравятся мини-бары в гостиничных номерах? Но тут увидел: цифра изменилась на пятьсот семьдесят восемь!
— Так что случилось?
— Я поскользнулась. Он меня схватил. Прижал к себе, очень крепко. Я почувствовала его тело, мокрое, и свое, и легкий озноб, хотя там, в бассейне, было тепло. Я хотела снять шапочку, но не смогла — так сильно дрожали руки. И он мягко снял с меня шапочку, и вдруг мы поцеловались, нет, мы просто набросились друг на друга. Что я почувствовала? Запах хлора, который обычно вызывает у меня отвращение, но тогда, в ту минуту, запах был просто потрясающий, обалденный запах, исходивший от его мокрого голого тела, а на улице шел снег пополам с дождем, и вдруг послышались голоса детей, целый класс школьников привели плавать. Мы толкнули дверь кабинки, влетели внутрь, заперлись, и он, ни слова не говоря, стащил, нет, сорвал с меня купальник… Погоди-ка, сигарету возьму.
Что-то стукнуло, — видимо, она положила трубку на стол, потом я услышал удаляющиеся шаги — цоканье каблучков с металлическими подковками. Неужели она в туфлях на каблуках? Ведь именно так стучат каблуки по паркету. Определенно, она уже не в полотняных теннисках. Собралась куда-то сегодня вечером? На свидание с мужчиной? Я попробовал представить ее в маленьком черном вечернем платье. Но тут мой взгляд упал на маленький белый счетчик, на черный диск с мелкими белыми циферками, которые неустанно сменяли друг друга, очень быстро, равномерно, пока я прислушивался к тишине на том конце провода. Пятьсот девяносто, скоро перевалит за шестьсот. Перемножил — получилась, уже сейчас, чудовищная сумма, триста шестьдесят марок. Меня охватила злость, самая настоящая ярость, я подумал, стоит ли и дальше сидеть тут, слушать ахинею, которой она морочит мне голову, не лучше ли положить трубку, да и дело с концом? Но, подумал я, ведь, если подойти к истории с другой стороны, теперь, когда счетчик уже столько нащелкал, глупо не узнать, чем закончится рассказ. И разумеется, хотелось договориться с ней о встрече. Тут снова раздалось цоканье каблучков, что-то прошелестело…