– Так, так, – произношу вслух, будто обращаюсь к кошке, – с Грифоном все предельно ясно. А вот вирго…
Заглядываю в астрологический словарик, злясь на себя, что подзабыла слово, а потом красивым почерком вывожу в тетради слово «дева» и аккуратно перерисовываю символы пяти лун. Меня это всегда успокаивает, помогает сосредоточиться.
«Выучи только одну вещь, Ирис, остальным тебе не нужно забивать голову, – снова раздается в мыслях голос магистри. – Если три луны выстроятся в ряд, земля сотрясется. Если четыре, опустится темень. А если все пять…» – повторяет она слова видии Миры, намеренно запугивая меня. Вряд ли она сама верит в это грозное пророчество.
Предсказания Безмолвной касаются не только отдельных семейств или нашего королевства Диамонт, но и всех Малых Королевств, приютившихся среди горной цепи Кардамор. Но неужели магистри в самом деле считает, что я стану жить в Башне! Запертой там до тех пор, пока не настанет моя кончина. Хотя на большее я вряд ли гожусь, со своим-то слабым здоровьем. Отец с радостью избавился от меня, когда представилась такая возможность, с горечью думаю я.
Кошка вновь встает на свой путь, увлекая меня за собой – крутит головой, смотрит на меня, мяукает, словно зазывает. И я иду следом, прижимая к груди учебники, а когда мы приходим к лестнице, то я вижу под ней пять маленьких рыжих комочков, каждый из которых кошка заботливо отмечает своим шершавым языком. Благословение Матильды.
Понятно, зачем я понадобилась ей сегодня. Мы с кошкой переглядываемся, и в этот момент она словно передает мне важную миссию – теперь и я знаю о существовании этих комочков, а значит, в ответе за них. Вот хитрюга рыжая. Наблюдение за семейной идиллией изрядно затянулось. Ноги затекли, пока я сидела на коленях и изучала каждое крохотное создание, отмечая интересные узоры и полоски на пока еще реденькой шерстке. Я встаю и вдруг понимаю, что еще никогда не заходила в это крыло Сколастики. Место здесь кажется еще более затворническим, чем прочие, хотя что может быть уединеннее нашего собора? Разве что сама Башня Тишины.
Разминаю ноги и разглядываю свои туфли из бледно-серой потертой кожи, со сбитыми носками и кое-где прохудившейся подошвой. На них падают желтые и синие лоскуты света от оконца – яркий штрих в моих бесцветных буднях. Туфли уже соскакивают с ног, их нужно выбросить или отдать псу на растерзание ради разнообразия. Я бы тоже что-нибудь с удовольствием погрызла, например, «Истину Сотмира» в толстом кожаном переплете, усмехнувшись, думаю я, настоящий книжный червь.
Голова у меня вдруг идет кругом, я придерживаюсь за перила лестницы, по рукам и ногам бегут мурашки, расползаясь по всему телу, затянутому в серое льняное платье с высоким воротом. Кладу учебники на пол, потираю ладони, сплетаю ноги под грубыми юбками. Мне холодно, и я пытаюсь согреть свои побледневшие конечности.
Нет, прошу…
Сознание раздваивается. Я здесь и где-то еще.
Поднимаю голову, касаясь взглядом холодных голубых стен – совсем как в моей келье, где я всегда одна, если не считать «всевидящего ока» Сотмира. Но если бы он впрямь увидел, какую негодную невесту-видию ему подсунули, то немедленно поразил бы меня молнией. Смотрю по сторонам, молний нет и в помине. Только я пытаюсь улыбнуться, и на глаза накатывает темнота.
Дрожу всем телом. Хочу прогнать приступ, но он всегда оказывается сильнее меня. Я действительно слаба. Еще чуть-чуть, и порвется ниточка, связывающая меня с реальностью. И я провалюсь в бездну.
Нет, нет, не сейчас. Трясу головой, смахивая с глаз пелену. Перед глазами мелькают крохотные звездочки. Почему это происходит со мной? За что?
И вот я уже наверху лестницы – но как я здесь так быстро оказалась? Ощупываю ладонью необычную дверь из холодного белого камня, покрытую золотыми лунами и звездами. Безмолвие заполняет меня полностью, до краев, и я крепче прижимаюсь к двери, сердце мое отчаянно бьется среди этой тишины – но за дверью я ощущаю другое сердцебиение, еще более частое, еще более отчаянное. Страх, неизбежность, беззвучная боль… Земля вздрагивает под моими ногами, и я падаю в темноту. Или в свет.
Обычно я и впрямь окружена тишиной и шелестом – шуршащих подошв, своего дыхания. Частенько я наблюдаю за чужими туфлями, с аккуратными круглыми носиками, дивными цветами, а у принцессы Витриции на недавней службе я украдкой видела туфли с сине-золотыми драконами. Тогда я подавила в себе вспыхнувшее желание обладать такой вещью. Могла ли я позволить себе подобные мысли? Но больше этих туфель меня привлекают каменные узоры на полу Сколастики. Каждый булыжник, каждый кусочек мозаики кажется особенным. А главное – камень не умирает.