При Кальтенбруннере РСХА была готова на уступки даже в «еврейском вопросе», над «окончательным разрешением» которого Кальтенбруннер работал даже усерднее, чем его вышестоящий начальник Генрих Гиммлер. Когда в феврале 1943 г. Кальтенбруннер предложил очистить Терезиенштадт, отправив 5000 старых и немощных евреев в Аушвиц, он получил отказ от рейхсфюрера СС[70]. В качестве юриста Кальтенбруннер всегда старался соблюдать формальные правовые нормы, даже когда речь шла о депортируемых или депортированных евреях. К примеру, хотя в 1943 г. министерство юстиции и МВД часть таких постановлений считала устаревшими, Кальтенбруннер настаивал на выполнении распоряжения, согласно которому имущество депортированных евреев после их смерти становилось достоянием государства. Иностранные евреи, оказавшиеся на немецкой территории, в правовом отношении считались местными, в результате чего обладателей иностранных паспортов можно было включить в программу уничтожения и т.д. После оккупации Венгрии в марте 1943 г., когда появилась возможность депортации венгерских евреев в Аушвиц, Кальтенбруннер лично отправился в Будапешт, чтобы обсудить с экспертами «по еврейским делам» нового правительства принципы их ареста и депортации. Он действовал не только благодаря появившейся возможности, но и на основании убеждения, что евреи являются самыми опасными врагами Германии, в чем он признался после войны, отвечая на вопросы Нюрнбергского трибунала, утверждая, что евреи не только являлись главными выразителями большевистского мышления, но и движущей силой всякой враждебной акции. Дело в том, что на востоке Европы евреи остались, по существу, единственными уцелевшими интеллектуалами, исключительными владельцами ремесленных предприятий «и вообще той прослойкой, которая располагала достаточным умом для того, чтобы обеспечить идеями соответствующего актера для воплощения их в жизнь»[71].
С такой же жесткостью и беспощадностью Кальтенбруннер разбирался с другими противниками национал-социализма. 5 ноября 1942 г. РСХА издала распоряжение, согласно которому преступления, совершенные гражданами Польши и Советской России, отныне находились в компетенции не органов юстиции, а полиции, на том основании, что «враждебные немецкой нации и неполноценные в расовом отношении лица» представляют особую опасность для немецкого народа[72]. В своем распоряжении от 30 июня 1943 г. Кальтенбруннер разъяснил, что при рассмотрении органами государственной полиции такого рода преступлений следует иметь в виду, что поляки и советские русские в силу одного лишь своего присутствия на территории, принадлежащей немцам, представляют опасность для «немецкого порядка», поэтому речь идет «не столько о том», чтобы определить кару за совершенные ими преступления, сколько о том, чтобы предотвратить «дальнейшую угрозу» «немецкому порядку»[73].
Кальтенбруннер проявил плохое понимание немецких национал-консервативных противников национал-социалистического режима не столько потому, что людей такого типа, по его мнению, хорошо изучил по собственному опыту, сколько потому, что он обижался на них за то, что, несмотря на их «расовую пригодность», к национал-социалистам они не примкнули. Кальтенбруннер считал их, в известной степени, предателями немецкой народности и национал-социалистической «идеи». Для него национал-социализм был «вечной религией» его собственного народа. По этой причине зачастую замкнутый шеф РСХА не скрывал своего разочарования, доходившего до патологической ненависти по отношению к офицерам, которые, несмотря на то, что присягали фюреру, уклонялись от выполнения некоторых пунктов национал-социалистического режима. Участников Сопротивления из окружения Канариса он преследовал до самой смерти, не только по долгу службы, но и из чиновничьего рвения. Он с интересом наблюдал за следствием, связанным с покушением на Гитлера 20 июля 1944 г. Он не только воспользовался случаем указать Гитлеру на многочисленные и отчасти давно известные службе СД недостатки и неполадки в работе руководящего аппарата партии[74], но и настойчиво предупреждал фюрера об опасности возникновения известного рода «реакционных» ячеек, прежде всего, в офицерском корпусе. В одном из очередных докладов, составленных в октябре 1944 г. относительно якобы аполитичного поведения ряда «профессиональных военных», шеф РСХА дошел до того, что стал утверждать, будто бы определенная часть офицерства «совершенно» не чувствует себя преданной национал-социалистическому государству и его фюреру и исполняет присягу Адольфу Гитлеру не в большей мере, чем она делала это по отношению к президенту Эберту[75].
70
Письмо Кальтенбруннера Гитлеру, написанное в феврале 1943 г., и его ответ от 16.02.1943 г. // RG-242, Т-175/22/2527353-56, National Archives. Washington.
71
Допрос Кальтенбруннера 5.11.1946 г. //Archiv des Instituts fur Zeitgeschichte (München), ZS-673/II.
73
Циркуляр РСХА от 30.06.1943 г. // Allgemeine Erlaß-Sammlung des RSHA. Teil 2. A Ulf. S. 131. Bundesarchiv Koblenz RD 19/3.
74
Выступление Кальтенбруннера в связи с его назначением на должность главы полиции безопасности и СД 30.01.1943 г. // Kaltenbrunner IRR Akte, RG-319, XE 000440, NA.
75
Секретный циркуляр Кальтенбруннера от 24.10.1944 г. с приложением: «Der unpolitische Offizier — Der “Nur-Soldat’V // RG-242, T-175/281/2774921-39, NA.