— Мы все тоже расстроены, — ответила она. — Даже Эшли, а ей только шесть. Такова жизнь. Ты сам беспокоился, что Холли видит мало реальности. Вот уж реальность во всей красе.
Возможно, Джеки была права, но какая разница, права она или нет, если Холли в опасности.
— Детка, когда моей дочери требуется дополнительная порция реальности, я предпочитаю сам все организовать. Или по крайней мере хочу, чтобы меня предупредили, если этим займется кто-то другой. Тебе это кажется неразумным?
— Прости, что я тебе не сказала! — взмолилась Джеки. — Мне нет оправдания…
— Так почему ты молчала?
— Я хотела признаться, ей-богу, но… Сначала решила, что не стоит тебя беспокоить — мало ли что получилось бы. Я подумала, что свожу Холли один разок, а тогда уж мы расскажем…
— И я пойму, как вы замечательно придумали, и примчусь домой с огромным букетом цветов для мамочки в одной руке и букетом для тебя — в другой, и мы закатим большой пир, и будем жить долго и счастливо. Так, по-твоему?
Джеки виновато втянула голову в плечи.
— Видит Бог, все равно было бы мерзко, — продолжил я, — но гораздо лучше, чем так. Почему ты передумала? Как вытерпела — погоди, подберу отвисшую челюсть — целый год?
Джеки, все еще не глядя на меня, заерзала по ступеньке, как по горячим камням.
— Только ты не смейся.
— Уж поверь, Джеки, мне не до смеха.
— Я испугалась. Понимаешь? Поэтому и не сказала ничего.
Я не сразу поверил, что она не дурит меня.
— Да перестань. Какого хрена — что, по-твоему, я бы с тобой сделал? Избил до полусмерти?
— Я не говорю…
— А что тогда? Выкладывай, а то — шандарахнула бомбу и замолчала. Хоть раз в жизни я дал тебе повод бояться меня?
— Да ты посмотри на себя! Как ты на меня глядишь, как ты говоришь — словно ненавидишь меня до глубины души! Я не выношу людей, которые вспыхивают, орут, взрываются, ты же знаешь.
— Ты меня сравниваешь с папой? — взорвался я.
— Что ты! Нет, Фрэнсис, я не это имела в виду.
— Даже не пытайся, Джеки!
— Не буду. Я только… У меня духу не хватило сказать тебе. И это моя вина, а не твоя. Прости, я виновата.
Над нами с треском поднялось окно, и ма высунула голову.
— Джасинта Мэки! Так и собираешься сидеть там, как царица Савская, пока мы с твоей сестрой не принесем тебе ужин на золотом блюде?
— Это я виноват, ма, что вытащил Джеки поболтать. Давай мы за это посуду помоем, ладно?
— Хм. Вернулся, как к себе домой, командует направо и налево — серебро он почистит, посуду помоет! Агнец невинный выискался… — Впрочем, ма не решилась устраивать серьезный скандал — вдруг я заберу Холли и уеду, — втянула голову обратно, но продолжала недовольно бурчать, пока окно не захлопнулось.
На улице зажглись фонари. Не одни мы всерьез ударили по рождественским украшениям; дом Хирнов наводил на мысль, что кто-то влепил в него из базуки весь запас подарков Санты: мишура, северные олени, электрогирлянды, свисающие с потолка, безумные эльфы и ангелы с умильными взглядами, по всей стене, на окне — надпись «С Рождеством!», облепленная искусственным снегом. Даже яппи выставили изящную стилизованную елку из светлого дерева, с тремя украшениями в шведском стиле.
Я представил, каково это: возвращаться сюда в каждый воскресный вечер, наблюдать за привычными ритмами Фейтфул-плейс круглый год. Весна — и дети после первого причастия бегают от дома к дому, хвастаясь нарядами и сравнивая добычу; лето — звенят фургоны с мороженым, а девушки выставляют напоказ декольте; через год — снова восхищаться новыми северными оленями Хирнов, через год — опять. От такой мысли у меня голова пошла кругом, как будто я слегка поддал или грипп подхватил. Возможно, ма будет выдавать что-то новенькое каждую неделю.
— Фрэнсис, — неуверенно окликнула Джеки, — ты что?
Я уже заготовил первоклассную отповедь, но при одной мысли о возвращении сюда весь мой пыл иссяк. Сначала Оливия, теперь это: к старости я становлюсь сентиментальным.
— Ничего, — ответил я. — Когда у тебя будут дети, я подарю каждому ударную установку и щенка сенбернара.
Джеки бросила на меня недоверчивый взгляд — явно не надеялась отделаться так легко, — но решила не смотреть дареному коню в зубы.
— Давай-давай. А я выгоню их из дома и дам им твой адрес.
За нашими спинами открылась парадная дверь — вышли Шай и Кармела. А я уже про себя делал ставки — сколько Шай выдержит без разговора, не говоря уж о никотине.
— О чем болтаете? — спросил он, плюхаясь на свое место на верхней ступеньке.
— О Холли, — ответила Джеки.
— Я намыливал Джеки шею за то, что привозила сюда Холли, не спросив меня, — пояснил я.