Маркиз написал несколько телеграмм и приказал их отправить; просмотрел письма, поступившие с утренней почтой. Когда все дела были сделаны, осталось только ждать.
— Зачем ты держала книгу в ящике с бельем? — спросил он, решив, что лучше всего отвлечься от тяжелых мыслей. Пусть злится на него.
Она бездумно переставляла мелкие вещицы на каминной полке. Услышав вопрос, она встрепенулась.
— Ты рылся в моих вещах? Зачем?
— Я должен был обыскать все комнаты в доме. — Маркиз пожал плечами. — Твоя не была исключением.
Хотя, конечно, ее комната была исключением. Ему не раз приходилось рыться в женских вещах за годы работы, но он никогда не испытывал таких ощущений, перекладывая ее мягкое тонкое белье. Да и было это уже после того, как он понял, что ее чарующие улыбки не более чем инструменты для достижения цели.
— Могу сказать, что не нашел ничего интересного, правда, как я уже говорил, мне не приходилось видеть путеводителей среди женских вещиц.
Элиссанда села на подоконник. Ее нервозность, казалось, можно было потрогать руками.
— Рада, что сумела развлечь тебя. Между прочим, путеводитель был, можно сказать, беззаботно брошен в ящик с бельем только потому, что дяди не было дома. Когда он дома, я прятала книгу в выпотрошенном греческом томе на полке среди еще трехсот греческих книг.
Вир читал на пяти языках, кроме английского, и не обратил внимания на недостаток английских книг в библиотеке Дугласа. Но тот, кто не знал других европейских языков, мог почувствовать себя в этой библиотеке как умирающий от жажды посреди океана.
За каждой мелочью в ее жизни была история угнетения. И, тем не менее, она выбралась из этой передряги не только с несломленным духом, но и сохранив способность радоваться. Маркиз начал понимать это только сейчас. И уже никогда не узнает до конца.
От этой мысли тоскливо заныло сердце.
— В книге, которую я видел в твоем комоде, — кажется, это был путеводитель по Северной Италии, — было что-то о Капри?
— К сожалению, немного. У меня была еще одна книга, там было больше информации, но она была уничтожена вместе с остальной библиотекой.
Неожиданно на Вира нахлынули воспоминания о минувшей ночи: обнимающие его руки, чарующий голос, рассказывающий о далеком острове. Он понял, что никогда не задавался вопросом, как его извечная спутница — молоко и мед — поведет себя, столкнувшись с его кошмарами. Вероятно, он считал само собой разумеющимся, что они перестанут существовать, когда рядом будет его нежная утонченная спутница — само совершенство.
Элиссанда отвернулась от окна и подозрительно взглянула на супруга:
— Зачем ты заставил меня полночи слушать песни? Ты ужасный певец.
— В комнате твоей тети находился взломщик сейфов. Я должен был тебя задержать.
— Надо было сказать мне, и я предложила бы подержать ему лампу.
— Я не мог ничего тебе сказать. Ты выглядела так, словно искренне наслаждалась жизнью в доме дяди.
— Ну и глупо. Ты мог бы избавить себя от испытания этим браком.
Вир бросил ручку на стол. Внезапно воспоминания сменились. Теперь он мог вспомнить только моменты радости, связанные с Элиссандой: их сон в поезде, ее возмутительно искаженный монолог относительно домашних заготовок, после которого он посмеивался весь следующий день.
— Я бы не стал классифицировать этот брак как испытание. Скорее уж как обременительную ношу.
Она швырнула через всю комнату небольшой горшок с цветком. Терракотовый контейнер с грохотом разбился о каминную полку. Земля и росшая в ней орхидея полетели на пол.
— Прими мои искренние соболезнования.
Его идеальная спутница не знала, что такое гнев, в ее голосе никогда не мог звучать убийственный сарказм. И поскольку она не была настоящей, ей было легко не испытывать сильных эмоций, а только улыбаться, обнимать его и оставаться совершенством.
Маркиз не мог отвести глаз от реальной женщины, сидящей на подоконнике. Она была потрепана жизнью, но не сломлена. И все ее эмоции были сильными — гнев, разочарование, отчаяние и любовь.
Он взял тарелку с бутербродами и подошел к ней.
— Не стоит голодать. Лишившись сил, ты не поможешь ни себе, ни тете.
Леди Вир скорчила гримасу, как будто тарелка была полна живых скорпионов. Но когда он уже подумал, что она и ее сейчас швырнет на пол, Элиссанда вздохнула и пробормотала:
— Спасибо.
— Я прикажу принести горячий чай.
— Ты можешь не проявлять ко мне любезность и внимание. Я все равно не оценю.
Это он знал даже лучше, чем она.
— Неправда. Я еще не встречал женщины, которая бы умела быть настолько благодарной даже за сущие малости.
Она нахмурилась и отвернулась к окну.
С вечерней почтой пришло письмо от тети Рейчел.
«Дорогая Элиссанда,
по дороге в Лондон я встретила свою школьную подругу. Представь мой восторг! Мы решили остановиться в Эксетере и осмотреть достопримечательности. Миссис Холидей мечтает познакомиться с тобой. Она предлагает тебе сесть на семичасовой поезд из Пейнтона и выйти на станции «Куин-стрит». Мы ждем тебя в «Роугмонте».
Твоя любящая тетя.
P.S. Приезжай одна, она не любит незнакомцев.
P.P.S. Надень свои лучшие драгоценности».
Элиссанда отдала письмо Виру.
— Но у меня нет драгоценностей.
В этом-то и была ирония. Ее дядя сделал состояние на алмазах. Драгоценности — удачная форма помещения капитала. Они имеют небольшие размеры, легкие и высоколиквидные. Вот дядя и не хотел, чтобы она их имела.
— У меня остались драгоценности моей матери. Они подойдут.
Элиссанда потерла пальцами виски. Она даже не сразу почувствовала, как сильно у нее болит голова.
— Иными словами, я должна прийти в «Роугмонт» и покорно отдать драгоценности твоей матери?
— Не ты. Мы. Я тоже там буду.
— Ты же видел, что сказано в письме. Я должна быть одна.
— Он будет считать, что ты одна. Меня он не увидит. А я буду присматривать за тобой.
— Но если мы поедем вместе...
— Ты поедешь на семичасовом поезде, как он велел. А я поеду в Эксетер раньше и посмотрю, что там можно сделать.
Элиссанда не ожидала, что он поедет раньше. Она не хотела быть одна. Она хотела... она нуждалась... Да какая разница, в чем она нуждалась. Если он сможет сделать хотя бы что-то для возвращения тети Рейчел, пусть отправляется в Эксетер.
— Хорошо.
Маркиз легонько коснулся ее руки:
— Ты справишься с ним.
— Хорошо, — повторила она, отбросив воспоминания о последней встрече с дядей.
Он внимательно посмотрел на нее:
— У меня еще есть несколько минут до отъезда. Давай я помогу тебе подготовиться.
Глава 19
Элиссанда покинула станцию «Куин-стрит» в две минуты девятого. Эксетер, вероятно, был весьма приятным местом. Но сегодня все тени таили зло. И ей очень хотелось бегом вернуться в здание станции и сесть на ближайший поезд, идущий в обратном направлении.
Она оглянулась в надежде увидеть мужа. Но среди людей, заходивших на станцию и выходивших из нее, не было никого похожего.
А потом у нее сжалось сердце. У второго фонаря стоял ее дядя и внимательно изучал железнодорожное расписание. Его потрепанный костюм явно предназначался для человека значительно ниже ростом и фунтов на двадцать тяжелее. Волосы были покрашены в серый цвет, и он выглядел на десять лет старше. И еще у него были усы.
Но она все равно узнала его, поскольку в его присутствии у нее всегда холодела кровь.
«Ты справишься с ним. Ты сможешь».
Она не могла справиться с ним, но была обязана это сделать. Не было выбора. Прошептав короткую молитву, она направилась к дяде.