В руках он держал книгу. Книгу? Элиссанда смутно припомнила, что он назвал книгу отличным снотворным. Нет, не снотворным. Опием. Он использовал книги как опий.
Но сейчас это не имело значения. С книгой на коленях он выглядел почти интеллигентом.
И ей это понравилось.
— Милорд, — начала она.
Его глаза сузились. Или это снова оптический обман?
— Миледи.
— Сегодня наша первая брачная ночь. — Этот факт следовало ему напомнить. А вдруг забыл?
— Совершенно верно.
— Поэтому я пришла, чтобы угодить вам, — сообщила Элиссанда, сразу почувствовав себя храброй, послушной долгу и изобретательной.
— Спасибо, но в этом нет необходимости.
Что за глупости!
— Позволю себе заметить, что это совершенно необходимо.
— Почему?
Похоже, ей удалось его удивить.
— Конечно, для процветания нашего брака, сэр, для чего же еще?
Маркиз закрыл книгу и встал. Хм. А разве он не должен был встать, когда она вошла? Решить было трудно.
— Наш брак был поспешным и оказался шоком для нас обоих. Мне не хочется навязываться вам, когда все произошло так быстро... и странно. Вам не кажется, что мы должны двигаться вперед медленнее?
— Нет. — Элиссанда так энергично затрясла головой, что едва не потеряла равновесие. — У нас нет времени.
Вир окинул супругу сардоническим взглядом.
— У нас впереди целая жизнь — во всяком случае, так сказал священник.
Ей следует впредь с большой осторожностью употреблять сотерн. Оказывается, у нее проблемы не только со зрением, но и с речью. Язык почему-то стал толстым и неповоротливым. Элиссанда сформулировала в уме в высшей степени аргументированное объяснение важности консуммации брака, но не могла заставить свои челюсти разжаться. Они не желали двигаться.
Склонив голову набок, она улыбнулась, причем не потому что должна была, а потому что ей так хотелось.
Его реакция оказалась весьма своеобразной. Он схватил с ночного столика бутылку виски и сделал большой глоток прямо из горлышка. Ну да, мужчины всегда так поступают. А как же он красиво двигается! С грацией дикого зверя.
Он очень привлекателен.
Не просто привлекателен. Он чертовски красив. Эти густые непослушные волосы, блестящие, словно полированная бронза, широкие мускулистые плечи...
— Я забыла, какого цвета у вас глаза, — пробормотала Элиссанда.
Абсурд! После четырех дней знакомства и длительной свадебной церемонии она не может вспомнить, какого цвета его глаза.
— Голубые.
— Да? — Элиссанда была приятно удивлена. — Чудесно! Можно я посмотрю?
С этими словами она подошла и уставилась на Вира снизу вверх. Он оказался очень высоким, выше, чем ей казалось. Ей пришлось положить руки ему на плечи и встать на носочки, чтобы заглянуть ему прямо в глаза.
— У многих людей голубые глаза, — заметил он.
— Но ваши другие. Они необыкновенные. — Они действительно были необыкновенными. — Они такого цвета, как алмаз Хоупа.
— Вы видели алмаз Хоупа?
— Нет, но я знаю, каким он должен быть. — Она втянула носом воздух. — И от вас хорошо пахнет.
— От меня пахнет виски.
— Им тоже, но... — она снова втянула воздух, — получше.
Элиссанда ни за что не смогла бы описать этот запах. Он был теплым и свежим, как от только что принесенных из прачечной простыней. Или от согретых на солнце камней.
— Вы слишком много выпили? — полюбопытствовал маркиз.
Элиссанда уставилась на его рот, твердый, но такой соблазнительный... «Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; молоко и мед под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана» [13].
— Точно, вы выпили слишком много.
Элиссанда засмеялась. Все же он был очень забавным. Она погладила его руки. Они были твердые, мускулистые, но удивительно мягкие. Она припомнила, как: играли в «Кричи, свинка, кричи». Ей понравилось трогать его уже тогда. Неудивительно, он был очень приятен на ощупь, и пах, как Ливан.
Элиссанда снова заглянула супругу в глаза. Он не улыбался, но все равно был очень красив, только красота эта была суровой, осуждающей.
— «Да лобзает он меня лобзаньем уст своих! Ибо ласки твои лучше вина» [14].
— Нет, — твердо сказал Вир.
Элиссанда обхватила его руками за шею и коснулась губами его губ. Но только на одно мгновение. Он решительно отстранил ее.
— Вы совершенно пьяны, леди Вир.
— Не пьяна, а одурманена, — гордо объявила она.
— В любом случае вы должны отправиться в свою комнату и лечь.
— Я хочу лечь с тобой, — выдохнула она.— «Возлюбленный мой у грудей моих пребывает» [15].
— Иисус!
— Нет, Элиссанда. Меня зовут Элиссанда.
— Хватит, леди Вир. Вам пора.
— Но я не хочу!
— Тогда уйду я.
— Но вы не можете!
— Вы уверены?
Язык, проявивший такую удивительную гибкость при цитировании Библии, снова отказался ей повиноваться.
— Пожалуйста, не уходите. Так надо. Это для моей тети. Я прошу вас.
Он, конечно, видел, как высохла тетя Рейчел в доме ее дяди. От нее осталась только тень. И он не может не понимать, как важно дать ей возможность пожить свободно. Он наверняка также сострадателен и восприимчив, как красив.
Да что там говорить, он великолепен! Элиссанда никак не могла наглядеться на него. Какая челюсть! А скулы! И глаза цвета алмаза Хоупа. Она бы могла любоваться этим мужчиной с утра до вечера.
И всю ночь.
— Нет, — отрезал он.
Она бросилась на него. Он обладал крепким телосложением. Как же ей хотелось прижаться к такому сильному надежному мужчине, быть уверенной, что он защитит ее даже в самой серьезной ситуации! Когда она обнимала тетю Рейчел, ей всегда становилось грустно и страшно. Но с лордом Виром она могла чувствовать себя в безопасности. Он был ее опорой, ее крепостью.
Элиссанда поцеловала его плечо и восхитилась гладкостью кожи, поцеловала шею, ухо, подбородок — во всех этих местах кожа тоже была нежная и гладкая, только на подбородке чуть-чуть царапалась.
Она поцеловала его губы и тут же решительно завладела ртом, почувствовав вкус виски.
А это что?
Они стояли вплотную друг к другу, лицом к лицу, и она ощутила. Его. Он был твердым и становился еще тверже.
А потом ей показалось, что она плывет по воздуху. Жесткое приземление на матрас вышибло из нее дух и заставило комнату завертеться. Но как же он силен! Она весила добрых девять с половиной стоунов, а он поднял ее и бросил, словно букетик невесты.
Элиссанда улыбнулась.
— Перестаньте улыбаться, — приказал он. Ей показалось, что при этом он заскрипел зубами.
Никогда больше не улыбаться — именно это Элиссанда и собиралась сделать. И заулыбалась с еще большей страстью. Вероятно, следует пересмотреть общий запрет на улыбки. Временами, как, например, сейчас, они весьма кстати, когда она не в заточении, расслаблена, счастлива и в ладах со всем миром.
Леди Вир поманила супруга пальцем:
— Иди сюда.
В этот раз он подчинился. Склонившись над ней, Вир взял ее за подбородок двумя пальцами.
— Послушайте меня внимательно, если ваша сумасбродная голова еще способна что-то воспринимать: нет. Вы загнали меня в угол и заставили жениться на вас, но не заставите вас трахнуть. Скажите еще одно слово, и я сегодня же аннулирую этот брак и верну вас в Бедлам, из которого вы выбрались с моей помощью. А теперь убирайтесь из моей постели.
Элиссанда опять улыбнулась. Когда этот невероятный мужчина говорил, движение его губ оказывало на нее гипнотическое воздействие. Она заставит его читать себе вслух, чтобы можно было как можно дольше пожирать его глазами.
А потом до нее стал медленно доходить смысл его слов. Она потрясла головой. Нет, он не мог все это сказать. Он же ее крепость. Он не выбросит ее через крепостной вал к, дяде.