Она застонала. Звук, казалось, взорвался в ее ушах, выпустив шрапнель чистой боли прямо в мозг.
Очередная мерзкая выходка злодейки судьбы. Если уж она попала в ад, то почему не умерла?
Кто-то стянул с нее одеяло. Элиссанда задрожала. Тот же человек, стараясь не слишком тревожить, выпутал ее из простыней, которые в течение ночи запеленали ее, как мумию. Она задрожала сильнее. В голову пришла смутная мысль, что на ней одежды совсем немного — если она вообще есть. Но ей было наплевать. Ведь ее как раз нанизывали на вертел Вельзевула.
Ее кожи коснулось что-то прохладное и шелковистое. Человек, стоявший над ней, поднял ее руки, не реагирующие ни на что, и всунул в рукава. Халата?
Элиссанду медленно повернули. Она захныкала. Движение усилило и без того нестерпимую головную боль. Когда же она оказалась лицом вверх, ее голову бесцеремонно приподняли.
— Выпейте, — сказал мужской голос. Вероятно, рука, поддерживавшая ее голову, тоже принадлежала ему. — Это лекарство от головной боли.
Жидкость, полившаяся ей в рот, была отвратительной на вкус — эдакий коктейль из болотной воды и тухлых яиц.
— Нет! — хрипло прошептала Элиссанда, отплевываясь.
— Да пейте же! Вам сразу станет лучше.
Она опять захныкала. Но в голосе мужчины было что-то властное и одновременно успокаивающее, и она подчинилась.
После каждого глотка ей приходилось останавливаться, чтобы сдержать тошноту, но мучитель не отпускал ее, и, давясь и кашляя, Элиссанда допила все до конца.
После того как чашка опустела, мучитель дал ей воды. Элиссанда никогда в жизни не пробовала ничего слаще и вкуснее. Напившись, она отвернулась от бокала и уткнулась лицом ему в грудь.
Его жилет был из очень тонкого материала, ткань рубашки казалась теплой и мягкой. Голова у Элиссанды все еще болела, но она чувствовал себя в безопасности. У нее был защитник, который заботился о ней и от которого так восхитительно пахло.
Ливан, подумала она.
Однако эйфория безопасности и комфорта длилась недолго. Защитник опустил её обратно на подушку, укрыл одеялом и, несмотря на ее стон разочарования, ушел, бесцеремонно отцепив ее руку от своего жилета.
Когда снова послышались приближающиеся шаги, Элиссанда открыла глаза и тут же закрыла их.
Лорд Вир.
Нет.
Только не он.
— Вставайте, леди Вир, — сказал он. — Понимаю, вам хочется еще понежиться в постели, но надо вставать. Ваша ванна готова.
Что он делает в ее комнате? Наверное, она еще спит?
Как раз в это время к ней услужливо вернулась память. Крысиная проблема леди Кингсли. Полный дом холостяков. Симпатичный лорд Фредерик. Борьба в кабинете дяди. Свадьба.
Она замужем. И ее муж — лорд Вир.
Она провела с ним ночь.
— Хотите, я вам спою? — поинтересовался он, весь воплощение энергичности. — Так вам будет легче проснуться. Я как раз знаю подходящую песенку. «Дейзи, Дейзи, дай мне ответ, будешь ты любить меня или нет».
Элиссанда с трудом села.
— Спасибо, сэр. Я уже проснулась.
Когда она начала двигаться, одеяло съехало, открыв на всеобщее обозрение красное пятно на простыне. Элиссанда закрыла рот рукой, припомнив события прошедшей ночи. Поцелуи... потом она оказалась в постели без одежды... а за этим последовала острая боль между ног.
Счастливая новобрачная поморщилась.
Насколько можно было доверять этим воспоминаниям? Она вспомнила, что говорила об алмазе Хоупа... а еще был носовой платок с запахом Ливана. С чего это ей пришло в голову цитировать Песнь Песней?
— Но я же только начал, — нахмурился лорд Вир. — Позвольте мне допеть песню.
Элиссанда решительно спустила ноги с кровати и встала. Выпрямившись, она сообразила, что на ней почти нет одежды — только шелковый халат. К счастью, в комнате было темно — свет пробивался лишь вокруг плотных штор. Интересно, с чего это она решила, что в комнате светло, когда открыла глаза в первый раз?
— Я буду счастлива дослушать вашу песню в другой раз, но сейчас вы должны меня извинить. Ванна ждет.
Вир забежал вперед и открыл перед ней дверь в ванную.
— Один совет, моя дорогая: поторопитесь с мытьем, иначе можете растаять.
Новобрачная недоуменно заморгала:
— Что вы имеете в виду?
— Вода очень горячая. Не стоит проводить в ванне больше четверти часа. Иначе вы начнете таять.
На такую глупость можно было ответить только тем же.
— Но разве вода не остынет за эти четверть часа?
Маркиз от удивления открыл рот:
— Боже правый, я никогда об этом не думал. Вот почему ничего не известно о людях, растаявших в ванне!
Элиссанда закрыла за собой дверь, опустилась в ванну и уставилась на свои колени. Она не заплачет. Ни за что. Ей было отлично известно, на что она идет, когда раздевалась перед лордом Виром.
Ровно через четверть часа она выбралась из ванны и обнаружила своего супруга за столом в гостиной. Он с восторгом рассматривал вилку. Услышав ее шаги, он положил вилку и придурковато улыбнулся:
— Как ваша голова, дорогая? Вы же выпили целую бутылку сотерна.
Мог ли он быть тем человеком, который утром дал ей лекарство? В чьих руках она чувствовала себя в безопасности?
Лучше об этом не думать.
— Голова уже болит меньше, спасибо.
— А живот? Успокоился?
—Думаю, да.
— Тогда вы должны немного поесть. Я приказал, чтобы вам принесли чай и тосты.
Чай и тосты вряд ли были способны заставить ее желудок взбунтоваться снова, и Элиссанда села за стол.
Супруг налил ей чаю, одновременно пролив на скатерть не меньше половины чайника кипятка.
— Признаюсь, дорогая, я вчера тоже слишком много выпил. Но ведь не каждый день человек женится. А головную боль, в конце концов, можно и потерпеть.
Элиссанда сосредоточенно жевала тост, не глядя на придурковатого мужа.
— Кстати, что вы думаете о переговорных трубках, дорогая? Лично я нахожу это изобретение чудесным. Я говорю в своей комнате, а меня слышат в кухне. Однако я был слегка удивлен, когда чай и тосты принес человек. Думал, они должны были выскочить прямо из трубы. И я долго не решался отойти от нее. Согласитесь, было бы обидно, если бы чайник проделал такой длинный путь по трубе из кухни и пролился уже здесь только потому, что я не сумел его поймать.
Головная боль усилилась. К тому же стало неприятно саднить между бедрами.
— Перед вашим приходом я читал газеты, — сообщил лорд Вир. — Представьте себе, в «Таймс» написали, что немецкий кайзер — внук нашей дорогой королевы. Как осмелился какой-то жалкий журналистишка бросить тень на ее величество, связав прусского хама с ее семейством! Я намерен отправить письмо в газету с требованием опровержения.
Кайзер действительно был внуком королевы, сыном ее старшей дочери. Ганноверский дом был и всегда останется немецким.
Элиссанда печально улыбнулась:
— Непременно так и сделайте.
Она была исполнена решимости стать для него хорошей женой. В конце концов, она была всем ему обязана. Но может быть, завтра, когда голова не будет так болеть, и когда хор тысячи ворон не будет казаться предпочтительнее его пустопорожней болтовни... Она могла бы почитать вместе с ним Британскую энциклопедию и изменить некоторые его заблуждения.
Однако сейчас она могла только улыбаться, не обращая внимания на его чудовищные ошибки.
Элиссанда от досады даже замычала. Голова у нее все еще болела и отказывалась поворачиваться достаточно, чтобы можно было заглянуть в зеркало, расположенное позади. А, не видя свое отражение, она никак не могла справиться с корсетом, который зашнуровывался сзади.
Ее муки прервал легкий стук в дверь.
— Могу я вам помочь, дорогая?
— Нет, спасибо.
Его помощь уж точно была ей нужна в последнюю очередь. Тогда они оба окажутся привязанными к стулу шнурками корсета.