Выбрать главу

Она решила задержаться на ночь. Если туман рассеется, у нее хватит времени увидеть скалы и вернуться в Пирс-Хаус — она училась не думать о нем как о своем доме — до возвращения мамы и мужа.

А потом ей придется сказать все матери и попрощаться со своим коротким замужеством.

* * *

Когда Вир заметил в комнате жены упакованные чемоданы, у него защемило сердце.

Они с миссис Дуглас возвратились в Лондон во второй половине дня. Вопрос о том, чтобы тащить утомленную женщину в поезд, даже не ставился. Вир устроил ее и миссис Грин в «Савой», а сам поспешил домой. Теперь, поговорив с Фредди, он хотел очень многое сказать жене. Он должен был объяснить ей, что был непроходимым тупицей, но теперь поумнел, что он ужасно скучал без нее и хочет начать жизнь с ней с чистого листа.

Маркиз распахнул шкаф — пусто, заглянул в комод — все ящики пусты. На туалетном столике лежит одинокая расческа. А потом он увидел то, что нанесло ему удар в солнечное сплетение посильнее, чем это сделал Фредди. На ее кровати лежала книга «Как женщины могут заработать себе на жизнь».

Вир слетел по лестнице и поймал за рукав миссис Дилвин.

— Где леди Вир?

Он не смог скрыть тревоги, его голос был громким и грубым.

Миссис Дилвин удивила необоснованная резкость.

— Леди Вир отправилась на Хангман-Клиффс, сэр.

Маркиз попытался переварить эту информацию, но тщетно.

— Зачем?

— Вчера она увидела открытку у вас в кабинете, и ей очень понравился вид. А поскольку вас и миссис Дуглас ожидали только завтра, она решила, что успеет вернуться.

Было время обеда.

— Разве она не должна была уже приехать?

— Час назад она телеграфировала, что останется на ночь. Сегодня побережье закрыто туманом, и она ничего не увидела. Она надеется, что завтра погода будет лучше.

— Хангман-Клиффс... Значит, она отправилась в Илфракомб, — сказал он скорее себе, чем миссис Дилвин.

—Да, сэр.

Но маркиз уже выбежал из дома.

* * *

Солнце жгло глаза. Небо было таким ярким, что казалось почти белым. Элиссанда была обезвожена, кожа была тонкой, как бумага, в горле пересохло.

Она попыталась шевельнуться, но запястья кровоточили. Она уже давно и безуспешно старалась освободиться от цепей, закрепленных где-то в глубине горы.

Пронзительный крик орла заставил ее снова забиться. Было больно и страшно. Орел стал снижаться, его темные крылья накрыли ее тенью. Он бросился вниз, и острый, словно кинжал, клюв вонзился в ее тело...

— Проснись, Элиссанда, — сказал мужской голос. Голос властный и в то же время успокаивающий.

Она послушалась, и села в постели. На ее плечо легла сильная и теплая рука.

— Хочешь пить? — спросил Вир.

— Да, очень.

В ее руке, словно по волшебству, оказался бокал с прохладной чистой водой. Когда же Элиссанда утолила жажду, бокал исчез.

Неожиданно она вспомнила, где находится — вовсе не в своей комнате в Пирс-Хаусе, а в отеле, расположенном на берегу моря. Только из окон ее комнаты не видно ни моря, ни улицы.

— Как ты меня нашел? — удивленно спросила она, испытывая странное волнение, огнем разливающееся по жилам.

— Очень просто. В путеводителе, который я купил по дороге, было перечислено только восемь отелей, так что мне не потребовалось много времени, чтобы выяснить, в каком из них ты остановилась. Конечно, ни в одном приличном отеле не скажут номера комнаты, в которой поселилась леди, так что для получения информации мне пришлось воспользоваться не вполне законными средствами. Ну а остальное — дело техники, тем более что отмычки случайно оказались у меня в кармане.

— Ты мог постучать.

— У меня есть плохая привычка. После полуночи я никогда не стучу.

Элиссанда услышала смешинку в голосе мужа, и ее сердце тревожно забилось.

— Что ты здесь делаешь?

Он не сразу ответил.

— Тебе приснился тот кошмар, о котором ты говорила? В нем ты прикована к скале цепью, как Прометей?

Она кивнула.

— Хочешь, я расскажу тебе о Капри, чтобы помочь успокоиться?

Должно быть, теперь он стоял совсем близко, потому что Элиссанда почувствовала влажный запах тумана, который пропитал его одежду. Она кивнула еще раз.

— Если смотреть из Неаполя в сторону моря, остров Капри лежит поперек входа в бухту, как большой естественный волнолом. Остров велик и очень живописен, — начал маркиз.

Элиссанда вздрогнула. Она узнала эти строки. Они были из ее любимой книги о Капри, которой она лишилась, когда дядя опустошил библиотеку.

— Когда-то очень давно один английский путешественник сравнил его с лежащим львом, — продолжил Вир. — Жан Поль на основании увиденных им картин объявил его сфинксом, Грегоровиус, обладавший самым богатым воображением, посчитал его древним саркофагом с барельефами Эвменид и фигурой Тиберия на нем.

Вир положил ее на постель.

— Хочешь услышать продолжение?

— Да, — прошептала Элиссанда.

Вир разделся, отбрасывая один за другим предметы одежды в кучу на полу.

— Капри не является, строго говоря, местом паломничества туристов. — Он осторожно снял ночную рубашку Элиссанды. — Они чаще всего садятся на маленький пароходик из Неаполя, посещают Синий грот, проводят несколько часов на берегу и вечером возвращаются через Сорренто.

Вир поцеловал локоть жены, местечко на запястье, где билась синяя жилка, ладонь... Элиссанда задрожала от наслаждения.

— Но это все равно что читать титульный лист, вместо того чтобы приступить непосредственно к книге.

Его ладонь медленно поползла вверх по ее руке и остановилась на плече. Другой рукой он потянулся к ее лицу. Очень осторожно, чтобы не задеть синяки и царапины, которые уже стали не такими яркими, как раньше, но все еще были заметны на ощупь.

Он провел подушечкой пальца по скуле.

— «Те немногие, кто рискует забраться на скалу, чтобы спокойно осмотреть с высоты остров, обнаруживают цельную поэму, в которой нет ни одного лишнего элемента», — процитировал Вир, проведя пальцем по нижней губе Элиссанды.

Она застонала. У маркиза перехватило дыхание.

— Но ты красивее, чем Капри, — сказал он внезапно охрипшим голосом.

И они прижались друг к другу, моментально забыв обо всех на свете островах. Теперь во всем мире остались только два человека — мужчина и женщина, которые жили и дышали друг для друга.

— О чем ты думаешь? — спросил Вир, лежа рядом.

Он не видел ее. Она была лишь тихим дыханием и теплом кожи.

Ее рука погладила шрамы на его груди.

— Я думала о том, что за свою жизнь прочитала много путеводителей, но не могла и подумать, что они могут стать инструментами соблазнения. Это, во-первых. А во-вторых, мы впервые после занятий любовью не уснули.

Маркиз громко захрапел.

Элиссанда хихикнула.

— Если ты не совсем засыпаешь, я бы хотел рассказать тебе одну историю, — сказал он.

Время пришло.

— Я совсем не хочу спать.

Ему захотелось предупредить ее.

— Моя история не очень счастливая.

— Ни одна история не может быть абсолютно счастливой. Иначе это не история, а пеан [23].

Это точно. И Вир поведал ей о событиях, которые привели к началу его двойной жизни, начиная с ночи, когда умер отец. Несмотря на заблаговременное предупреждение, Элиссанда восприняла рассказ слишком близко к сердцу. Она сильно сжала его руку, дыхание было неровным.

— Моя жизнь, вероятно, так и шла бы по проторенной дорожке — это была удобная, хорошо утоптанная дорога, — если бы я не встретил тебя. Ты появилась и сразу изменила все. Чем лучше я тебя узнавал, тем чаще спрашивал себя, действительно ли вещи, которые я считал непреложными, высечены из камня, или мне они только казались таковыми, потому что я боялся перемен.

вернуться

23

Пеан — благодарственная, хвалебная песнь, адресованная Аполлону.