В массивных шкафах были сложены документы. В одном были учетные книги, касающиеся управления поместьем. В других — письма, телеграммы, доклады управляющих алмазной шахтой — летопись богатства Дугласа в документах.
Леди Кингсли караулила за дверью.
— Ну что?
— Идеальный порядок в делах. Полная открытость, — сказал он. — Да, кстати, мадам, я уже говорил, что работать с вами — удовольствие?
Леди Кингсли подозрительно нахмурилась:
— С вами все в порядке?
— Никогда не чувствовал себя лучше, — ответил Вир.
Глава 4
— Это правда, что алмазы находят в шахтах, а не в устрицах? — спросил Вир свое отражение в зеркале над умывальником.
Чертовщина.
— А может быть, все-таки, если расколоть жемчужину, внутри окажется алмаз?
Слабоумный кретин.
Все получилось чертовски неудачно. Эта девушка была рядом с ним в мечтах уже больше десятилетия, бродила с ним по утесам Корнуолла, вдыхала чистый морской воздух, следила, как бьются о камни волны, поднимая облака брызг. Она была его спасением, его убежищем. Маркизу было наплевать на то, что ее дядя скорее всего был преступником. Ему было все равно, что он должен подчинять свое поведение правилам, которые общество считает приемлемыми. Но почему, скажите на милость, он должен был встретить ее именно тогда, когда не имел права ни на шаг отступить от своего имиджа пустоголового придурка?
Среди всех собравшихся джентльменов он имел самый высокий титул и потому должен был сидеть рядом с ней за столом. Значит, им предстояло беседовать. Возможно, долго. И он должен играть роль безголового идиота, хотя больше всего на свете ему хотелось остаться самим собой.
Он взъерошил волосы. Былое ликование сменилось сумятицей издерганных нервов. Ему никто не мог помочь. Придется ее разочаровать. Вир только надеялся, что это будет умеренное разочарование и что в своей доброте она не обратит на него внимания, в должной мере оценив его добродушие. Он, как никто иной, умел изображать приятность и добродушие, копируя Фредди.
Закончив одеваться, маркиз сел и постарался выработать линию поведения: проницательная глупость, если такое возможно. Но мысленно он постоянно уносился к утесам и болотам, к ошеломляющей, но суровой красоте юго-западного побережья.
Солнце садилось. Небо было окрашено яркими красками заката. Ветер рвал ее плащ, пытался развязать ленты шляпки. Маркиз положил ей руку на плечо, и она обернулась. Как она была прелестна! Глаза цвета хорошо заваренного чая, прямой носик, мягкие податливые губы.
Неожиданно Вир с тревогой осознал, что их встреча была для него не счастливой удачей, как он решил вначале. Теперь у нее было лицо, имя и прошлое.
Они долго были единым целым, А теперь стали разными сущностями. Совершенно разными. Она его почти не знала. И только от него зависело возвращение былого единства, с которым он за долгие годы свыкся.
Невыполнимая задача для тупого идиота.
— Ты прекрасно выглядишь, Пенни, — сказал Фредди, пока они вместе шли в гостиную.
Виру не нравилось, как он выглядел. Слишком уж он был похож на своего покойного, никем не оплакиваемого отца. Но сегодня он надеялся, что внешность сослужит ему хорошую службу. В сложившейся ситуации лишняя стрела в колчане не помешает.
Не успел он войти в гостиную, как леди Кингсли оттащила его в сторону и что-то возбужденно зашептала. Маркиз не слышал ни единого ее слова, потому что как раз в это время гости расступились, и он увидел мисс Эджертон. Она стояла спиной к нему в элегантном платье из бледно-голубого шелка. Украшенная мелким жемчугом юбка плотно облегала бедра и мягкими складками спадала до пола. Девушка была похожа на Венеру, только что родившуюся из волн, и на ее ногах еще осталась морская пена.
Словно почувствовав его взгляд, мисс Эджертон оглянулась. Декольте ее платья оказалось довольно-таки скромным. Но даже самая строгая одежда не могла скрыть красоту ее груди. Вир мимоходом удивился, как он мог раньше не заметить столь божественных форм, но сразу понял, что просто не опускал взгляд ниже ее подбородка.
Его сердце пропустило один удар. Конечно, он занимался с ней любовью и раньше, но всегда мягко и бережно. Это была скорее прелюдия к спокойному сну в его объятиях, чем попытка достичь пика наслаждения. Вир и подумать не мог, что девушка его мечты разбудит в нем дикую животную похоть.
Ну, в этом вопросе он ничего не имел против ошибки. Она улыбнулась. Чудо, что он не пробил головой ребристый сводчатый потолок, поскольку наверняка воспарил ввысь над полом.
Кто-то обратился к ней. Она повернулась к своему собеседнику, а маркиз почувствовал такую сильную боль в руке, что тихонько зашипел, сообразив, что леди Кингсли весьма чувствительно ткнула его веером.
— Лорд Вир, — прошептала она, — вы слышали хоть одно слово из того, что я сказала?
— Простите?
— Извольте смотреть на меня, когда я с вами разговариваю.
Вир неохотно отвел взгляд от мисс Эджертон.
— Я вас слушаю.
Леди Кингсли вздохнула:
— Она думает, что вы умны.
— Правда? — взволнованно переспросил маркиз.
— Она ничего не должна заподозрить. Нам следует думать о деле, сэр.
Его воображение оказалось довольно-таки бедным. Сколько раз он гулял с ней рука об руку? Сколько миль они прошли вместе? И все же он не знал, что она пахнет медом и розами, а ее кожа светится, как жемчуга Вермеера.
Однако, войдя в столовую, маркиз быстро лишился своего романтического восторга. Над камином висела большая и, мягко говоря, своеобразная картина: белокурый ангел в полете — черное одеяние развевается, черные крылья расправлены, в руке окровавленный меч. Далеко внизу лежит на снегу лицом вниз человек, рядом с ним — красная роза. Вир был не единственным гостем, обратившим внимание на необычную и не слишком приятную картину. Но общий настрой был позитивным, мисс Эджертон — весела и мила, и потому гости решили проигнорировать картину, вызывавшую мысли о смерти.
Мисс Эджертон оживленно беседовала с гостями, а Вир вознес молитву судьбе. Он просил удачу повернуться к нему лицом и позволить пройти по тонкой грани, отделяющей нормального человека от клинического идиота, не свернув в сторону.
— Мисс Эджертон, — сказал он, когда подали суп, — вы, случайно, не родственница Мортимера Эджертона из Абингдона?
— Нет, лорд Вир. Семья моего покойного отца из Камберленда, а не из Беркшира. — Ее голос был полон очарования и тепла. Глаза сияли. Она смотрела на него так, словно он был мужчиной ее грез и она ждала его всю жизнь, а Виру хотелось сию же минуту сделать ей предложение и увезти из этого дома. И пусть кто-нибудь другой побеспокоится об Эдмунде Дугласе.
На другом конце стола леди Кингсли с громким стуком поставила на стол бокал. Вир стиснул пальцами ложку, и заставил себя продолжать разговор.
— А как насчет брата старины Мортимера — Албермарля Эджертона? К нему вы тоже не имеете отношения?
— Нет, боюсь, что к мистеру Албермарлю Эджертону я тоже не имею никакого отношения.
— Но тогда вы, должно быть, родственница их кузин, Браунлоу-Эджертонов из соседнего графства!
Теперь никакая ошибка невозможна. Она убедится, что он не просто глупец, а глупец, считающий себя умником.
Однако очаровательное личико мисс Эджертон не выражало ничего, кроме удовольствия, как будто маркиз допытывался у нее, не родственница ли она Елены Троянской.
— С ними у меня тоже нет родственных связей. Но вы, очевидно, знаете их очень хорошо. У них большая семья?
Неужели она не поняла, о чем он говорил? Как она могла никак не отреагировать на его слова? Любой нормальный человек реагирует на явное проявление глупости по крайней мере паузой. Где же ее пауза?
— Да, я их прекрасно знаю и был уверен, что вы родственница кого-то из них. Это чудесные люди. Остается только сожалеть, что ни старина Мортимер, ни его братец, так и не женились. А их кузины — старые девы.