Много грехов и у меня. По отношению к семье, к друзьям, к врагам. По отношению к своей офицерской присяге. По отношению к многим погибшим по воле немцев и по моей воле. И, конечно, по отношению к тебе.
Однако, число тех, кому я спас жизнь в сто раз больше. Они – моя защита. Из-за них я попрал свою генеральскую гордость, свое сердце, свою честь и свое имя. Поэтому мне здесь не тоскливо и не тяжело, как Драгише. Из уст по крайней мере полумиллиона сербов, которым мое предательство сохранило жизнь, до меня доносится: аллилуйя, аллилуйя!
Каково тебе, Дража, будет завтра? Это зависит от того, скольких людей заставит загоревать и заплакать весть о твоей гибели. Будет ли их больше, чем тех, кого ты сделал несчастными и которых твоя смерть обрадует?
Во всяком случае, мне все это видится так. Но уже пора. Приготовься. Еще немного, и мы с тобой встретимся. Жду тебя, генерал.
* * *– Эй, постойте! Не уходите. Не бегите от меня. Вернитесь. Не оставляйте меня одного. Вернитесь. Вернитесь…
«Да я же вслух говорю! С кем? Здесь же никого нет! Я весь в поту, я не понимаю… Черешня здесь, а Елица давно ушла. Откуда в камере свет? Это не лампа, не огонь, не солнце. Я не могу смотреть в это сияние, а хочется, и кажется, что лечу.
Да, я слышу Тебя. И вижу. Их двоих нет, но Ты здесь. Останься еще ненадолго…
Исчез. Это был Он. Конечно, Он. Я узнал Его. Он прикоснулся к моей руке и исчез.
Христос, единственный! Вот, я больше не чувствую ни тяжести своего тела, ни близости смерти. Я знаю, что меня ждет, и это может произойти в любой момент, но мне кажется, что это уже не страшно. У меня нет больше страха. Я чувствую Твою руку и вижу Тебя и сейчас, во мраке. Вижу Твои глаза, улыбку и тот свет.
Пусть это сон, но сон прекрасный. Если бы это было сном, я не ходил бы сейчас по камере и не держал бы в руке спичку. Откуда эта спичка? Она мне не привиделась. Вот, я чиркаю, и она горит. Елица принесла? Нет, она бы сказала. Забыл Крцун? Так я бы заметил раньше.
Какое блаженство, вдыхать дым сигареты! Буду курить, пока они не придут. Все, одну за другой.
А Драгиша Васич и генерал Милан Недич? Наверное, я заснул ненадолго и они пришли ко мне во сне. Их лица были как бы из лунного света, и ходили они не прикасаясь к полу. Их голоса, и их тела были как-то моложе и как будто прозрачны. Но это были не они, это был я. Во сне они говорили мои слова, это были мои сомнения, те, которые я уже давно обсуждаю сам с собой.
В этом сне, своем последнем сне, я сам себе предъявлял обвинение голосами Васича и Недича.
Не знаю, когда и кто будет меня судить, не знаю, как будет звучать обвинение. Действительно ли многие мои ошибки могут перерасти в настоящий грех?
Слышу стук их сапог, да и чувствуется уже, что наступает заря. Идут за мной. Пойду к двери, чтобы не терять времени…»
* * *– Ты куда собрался, скотина? Стой. И погаси сигарету.
– Смеешься? Над чем, дурак? Владимир, Рамиз, вяжите его!
– Эх, товарищи, какая здесь черешня! Можно попробовать, товарищ Максим?
– Ешьте, что спрашиваете. Зденко, ты готов?
– Всегда готов, товарищ Максим!
– Чего вылупился, гад? Ищешь товарища Крцуна? Он ждет там, куда ты уже не попадешь.
– Мать твою так, да ты что, говорить разучился? Дай-ка мне, Ариф, вон тот крюк. Нет, не этот, другой.
– Я бы, товарищ Максим, отрезал ему яйца.
– Сначала язык. Чтобы не вопил. Ты, Зденко, займись языком, а ты, Ариф, вместе с Радулом оскопите этого скота!
– Смотри-ка, ни одной червивой черешни. Хороши! Настоящие буржуйские ягоды!
– Погоди-ка, дай я ему прощальную речь скажу. Слушай, и не глазей по сторонам, гад бородатый! Ты совершил бесчисленные злодеяния по отношению ко всем народам нашей страны, и теперь все народы нашей страны приведут в исполнение справедливый приговор. Сначала мы отрежем твой поганый бандитский язык. Чтобы ты вдруг не начал здесь прославлять предателя короля и строить из себя героя. Зденко у нас в этом деле мастер… Я к тебе обращаюсь, чего ты ржешь, Дража! Скажи хоть что-нибудь. Ладно, гад бородатый. Молчи и смейся. Сейчас увидишь… ты еще заблеешь, как козел, с которого живьем сдирают шкуру. За дело, товарищи!
– Осторожно, Ангел, ты меня всего забрызгал.
– Не волнуйся, Радул. Партия купит тебе новую рубашку.
– Тяни сильнее. Еще, еще. Оп! Гляди-ка, прямо свиная отбивная!
– Ну и человек! Ни звука ни проронил.
– Куда язычище-то девать, товарищ Максим?
– Вот тебе клин. Покажи, куда будешь бить.
– Да в глаз. Раз он теперь немой, пусть будет и слепым.
– Ну человек! Может ли такое быть, он что, боли не чувствует? Хватит, люди. Давайте, заверну его в одеяло и унесу. Правда, хватит. Ей-богу.
– Я бы и шкуру с него спустил, товарищ Максим. Разрешаете?