— Зои сделала заявление.
Фабиан разом обмяк и голосом, вобравшим в себя всю горечь мира, воскликнул:
— А некоторые болваны еще говорят, что на свете есть Бог!
Когда Хелен вышла, Берт все еще ждал у дверей. Он заговорил с ней:
— Они взяли Арри?
— Да.
Маленький человек перешел на хриплый шепот:
— Что ж, должно, это к лучшему.
— Я тоже так думаю.
— Худшее б случилось с ним сёдня ночью.
— Правда?
— Да. С ним, с Зои, а может, и с тобой. Все, что ни случается, всегда к лучшему.
Фабиан вышел в сопровождении двух полицейских. Повернув голову, он сказал Берту:
— Ну давай же, гад, брось в меня пару гнилых апельсинов.
— Ладно, идем, — сказал ему полицейский.
— Из него мог бы выйти толк, но он был слишком тщеславный. Он был толковый парень, но ленивый страшно. Упорный, токо вот рук марать не хотел. Стыд какой… Его героями стали плохие парни. Если б он токо захотел, черт побери, он многого бы добился. У него щас уже была бы дюжина магазинов, а он вместо этого покрыл себя позором…
— А вы что, хорошо его знаете? — спросила Хелен.
— Надо думать, — ответил Берт, — он ведь брат мне… Хошь бананчик?
— Нет, спасибо.
— Ладно, как знаешь. Видала здоровенного ниггера, который токо што прошел мимо?
— Да, а что?
— Он поджидал Арри с бритвой, а Арри еще грит, что на свете нет Бога!
— Почему же тогда Господь позволил ему пасть так низко?
Берт взялся за ручки своей тележки и ответил:
— А Бог его знает. Ну, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Хелен пошла прочь. Ночь была темна; город выглядел унылым и бесприютным в жалком свете фонарей, все еще боровшихся с кромешным мраком.
«Может, мне еще удастся открыть клуб, — думала она, — и раздобыть ссуду. Или все же не стоит тратить свою молодость на добывание денег? Может, Адам прав?.. Голодать, мерзнуть, нуждаться, быстро состариться, умереть молодым, и все ради того, чтобы вылепить несколько статуй?.. Но если у человека есть деньги, он может купить сколько угодно статуй… Я люблю Адама, это правда… но как и любого другого мужчину, который сможет меня удовлетворить… и наверняка на свете есть мужчины столь же сильные и мужественные, готовые посвятить мне свою жизнь, исполнять все мои желания… Нет, с Адамом все кончено, на свете есть другие мужчины…»
Хелен остановилась и ненадолго зашла в кафе…
Высоко, о, как же высоко! Там, высоко в небесах, искрятся маленькие белые звездочки, посылая на землю свой яркий лучистый свет. И каждая отдельно взятая звездочка, навеки потерянная в черном бескрайнем космосе, одиноко и бессмысленно кружит по своей орбите. Но даже наши слабые маленькие глаза, глядящие на звезды из бесконечной дали, замечают, что они складываются в узор…
Мрак потихоньку рассеивается…
При свете электрической лампы Адам все еще работает не покладая рук, перепачканный глиной, весь в поту. То и дело он вытирает лицо, размазывая по нему глину, смешанную с потом. В то время как контуры тела Адама размываются, безликая масса понемногу начинает обретать форму. Должно быть, вскоре замысел станет ясен. Руки борются с холодностью и безжизненностью материалов. Он и сам похож на глиняную статую, на глиняного колосса, сражающегося со смертью. Форма! Форма! Очертания! Долой аморфность! Да здравствует жизнь, рожденная из мертвой глины! Эти слова подсказывает ему воля.
А за окном унылая луна — маленькая ненадежная спутница покорно следует за Землей по небесной пустыне, словно проститутка за старым солдатом, склоняясь в молчаливой покорности перед его невнятными приказами.
Мало-помалу тьму ночи разрывает свет. Небо наполняется жизнью, наливается красивым багрянцем. Над городом с его остроконечными шпилями и холодными трубами встает неумытое солнце — торжествующее и лучистое, празднующее начало нового дня.