Рейнолдс Прайс
Ночь и утро в Панацее
Август 1904 года
Он напугал старика негра, но не нарочно — просто к четырем часам тропинка от сильного ливня совсем размякла и на ней не слышно было шагов, да и вид у него, промокшего до нитки и изможденного после долгого пути, испугал бы любого.
Старик уронил доску, которую только что с шумом отодрал от сарая (у ног его лежали еще три хорошие сухие сосновые доски), и спросил:
— Вам кого?
Форрест улыбнулся.
— Никого. — И тут же подумал, что впервые за долгое время солгал.
— Их тут нету. Давно нету. Я тут теперь. Мне белая женщина позволила. — Он указал на стену сарая, наполовину разобранную, с обнажившимся каркасом. Зеленый свет струился на сухой земляной пол.
Форрест посмотрел на пол и увидел окружья из белого камня, похоже, все те же самые. Он двинулся к ним, но в глубине сарая было совсем темно.
— Вы кто ж будете? — спросил старик.
Форрест наклонился, чтобы получше их разглядеть. Оба родника на прежнем месте — только затаились под вековечным сором и паутинным шелком, и все же видно было, как они струятся и втекают в незримые трубы, которые чудодейственным образом выводят их из сарая к самому склону холма. Возле ближнего родника на цепочке белела эмалированная кружка. Форрест потянулся за ней (и, наклонясь, увидел, что возле другого родника кружки нет ни на цепочке, ни где-либо поблизости).
— Выпейте глоточек, а то до ночи не дотянете.
Форрест взглянул на старика и улыбнулся.
— Не исключено.
— Больной, что ли?
Форрест кивнул.
— Воспаление легких.
— В августе не бывает, — сказал негр.
— Ну, значит, совсем отощал. С тех пор как позавтракал, четырнадцать миль отмахал, и ни крошки во рту. Устал, промок, голодный, и жена с сыном меня бросили. Я теперь одинокий призрак. — Форрест хотел пошутить.
— Нет, вы человек. Как звать-то?
— Форрест Мейфилд.
— А откуда будете?
— С севера, из Виргинии, недалеко от Брейси.
— Так это ж за сотню миль!
— Бывал там?
— Поблизости, — ответил негр.
— А ты кто?
— Мне уж за восемь десятков.
— И давно здесь живешь?
— Очень давно, лет сорок — уж это точно. — Старческие, пожелтелые, точно клавиши, глаза не мигая смотрели на Форреста.
— Тогда где ж ты был в прошлом году в апреле?
Негр задумался.
— Здесь вроде бы.
— Значит, где-то прятался.
— Чего это вы такое говорите?
— В прошлом году в апреле мы были здесь: четыре учителя (не считая меня), двадцать школьников, добрая дюжина мамаш, да еще коляски с лошадьми, но тут никого не было.
— А как это место прозывается?
— Родники Панацеи.
Рукой, обтянутой черной сухой и морщинистой кожей — точь-в-точь как на саквояже Форреста, — старик указал на родники.
— Думаете, они лечебные?
— Так думали когда-то старики. — Форрест присел возле каменных окружий.
— Только они теперь все мертвые, да?
— Кто?
— Старики, и ихние все мысли.
Форрест посмотрел на негра. Похоже, тот улыбался.
— Да, они теперь в мире ином.
— Я знаю, о чем говорю, — сказал негр. — Я еще парнишкой в одном таком месте работал, в Виргинии. Там ничего, кроме воды, и не было. А что с нее проку — выпил да помочился. Как со всякой воды. — Старик подождал, пока слова пробьются к Форресту сквозь зыбкую мглу. Потом присел на корточки невдалеке от Форреста и уставился на него, не мигая. И вдруг звонко захохотал, совсем по-мальчишечьи.
Форрест от неожиданности тоже рассмеялся.
К семи часам они приготовили ужин: грудинку, кукурузную кашу и кофе; готовили в кухне заброшенной гостиницы «Родники» на крохотной печурке, которую топили досками от сарая. А потом поднялись — негр шел первым — по черной лестнице, прошли по длинному коридору в переднюю часть дома на веранду второго этажа. Старик нес горячую сковороду с их общей едой, а Форрест кофейник и две кружки — негр велел ему снять с цепочки и вторую. Пол веранды был усыпан ветками, опавшей листвой, высохшими осиными гнездами, валялся детский ботинок, но они расчистили себе местечко в северной, прохладной, части веранды. Негр провел туда Форреста и указал ему, как сесть поудобней — на полу, прислонясь к стене, лицом к верхушкам густого подлеска, вымахавшего до самой веранды. Старик же с легкостью мальчишки уселся спиной к изящным перилам, вынул длинный складной нож, разрезал пополам грудинку и подвинул сковороду Форресту.
— Половина ваша.
— Спасибо. — Форрест потянулся за куском.
— Забыл про ложку. — Негр похлопал себя по нагрудным карманам, залез в один из них, вытащил оловянную ложку и протянул ее Форресту.