Я стоял, чувствуя слабость в коленях и отдаленное, неясное жужжание в черепе.
— Я не могу остановить тебя, — сказала мисс Реджис. Ее голос помертвел, хватка на моей руке ослабла. Она смотрела прямо перед собой, не замечая меня. — Через ту дверь, — сказала она и, подняв руку, показала на большую покрытую бронзой дверь в противоположной стене. — В конце коридора есть черная дверь. Это Внутренняя Палата. Никто, кроме помазанников, не входит туда.
Она так и не посмотрела на меня.
— Всего хорошего, мисс Реджис, — сказал я. Она не ответила.
XXXIII
Дверь была большой, черной, украшенной резными фигурками херувимчиков и чертенят. Я ткнул пальцем в протертое пятно на одной стороне двери, и она с мягким шипением ушла вглубь, открыв комнату со стенами из зеленого кафеля. Ван Ваук, Иридани, Трейт и все остальные сгрудились около центральной панели мертвой, без огоньков. Позади них зияла открытая дверь, ведущая в комнату с декорациями. Барделл лежал на полу и довольно тяжело дышал. Манекен с размозженной головой был усажен в кресло. Я произнес:
— Хм, — и они все, как на шарнирах, повернулись в мою сторону.
— Матерь Божья, — сказал Вольф и начертил в воздухе магический знак. Ван Ваук произнес нечто нечленораздельное. Иридани нервно раздул ноздри. Трейт выругался и потянулся рукой к бедру.
— Гадкий шалун, — сказал я. — Если выкинешь что-нибудь чересчур остроумное, то я превращу тебя в уродливого клоуна с плохим цветом лица.
— Этому следует положить конец, Флорин, — запротестовал, хотя и слабо, Ван Ваук, — так не может больше продолжаться.
Я шагнул в сторону и бросил взгляд на дверь, в которую только что вошел. Это была самая обычная дверь, расщепленная около замка, и за ней — ровная поверхность обычного бетона.
— Согласен, — сказал я. — Вообще-то мы физически не могли пройти столько. Сколько прошли, но вы обратили внимание, что это меня даже не затормозило. Кто хочет наконец раскрыть секреты? Иридани? Вольф?
— Правду? — Ван Ваук издал звук, который мог быть смехом, задушенным в колыбели. — Кто знает, что такое правда? Кто вообще что-нибудь знает? Ты, Флорин? Если так, то у тебя есть преимущество перед нами, уверяю тебя!
— Машина должна быть разрушена раз и навсегда, — сказал Иридани холодным тоном. — Я полагаю, теперь ты понимаешь это. Флорин?
— Еще нет, — сказал я. — Что случилось с Барделлом?
— Он упал и стукнулся головой, — сказал Трейт противным голосом.
— Приведите его в чувство, чтобы он мог присоединиться к нам.
— Забудь о нем, это просто лакей, — произнес Ван Ваук.
— Тогда кто научил его обращаться с Машиной Сновидений?
— Что?.. Никто. Он ничего не знает. Барделл застонал и перевернулся. По моему настоянию Иридани и Трейт привели его в чувство. Барделл потер виски и оглядел собравшуюся компанию.
— Они пытались убить меня, — сказал он дребезжащим голосом. — Говорю тебе, они хотели убить меня и…
— Успокойся, Барделл, — сказал я. — Я намерен провести эксперимент. Ты готов помочь?
— Что ты имеешь в виду?
— Я признаю, что Барделла нельзя назвать важной персоной, но вы, ребята, кажется, с ним не сошлись во взглядах. А это делает его моим союзником. Ты согласен с этим, Барделл? Становишься ли ты на мою сторону или предпочтешь сгореть вместе с Ван Вауком и его компанией?
Барделл переводил взгляд с них на меня и обратно.
— Подожди минутку. Флорин…
— С этим кончено. Теперь мы действуем. Ты со мной или с ними?
Он кусал губы и дергался. Открыл рот, чтобы заговорить, но что-то лишь невнятно просипел.
Трейт засмеялся.
— Вы поставили не на ту лошадь. Флорин, — сказал он. — Это не мужчина, а кувшин с желе.
— Хорошо, я помогу тебе, — сказал Барделл спокойно, подошел ко мне и встал рядом.
— Трейт, неужели ты никогда не научишься держать свою дурацкую пасть закрытой? — сказал Иридани голосом, выкованным из легированной стали.
— Конечно, будь похитрее, — сказал я. — Это оживляет игру. — Я махнул рукой. — Все назад, к стене. — Они повиновались, несмотря на то, что никто им не угрожал оружием.
— Барделл, включи машину сновидений.
— Но… вы не подключены к ней.
— Просто включи. Я войду с ней в контакт и отсюда.
— Я требую, чтобы вы сказали, что собираетесь делать! — прорычал Ван Ваук.
— Полегче, — сказал я. — До сих пор я плыл по течению. Теперь я беру штурвал в свои руки.
— Что это значит?
— Кое-кто делал намеки, что я ответственен за некоторые аномалии. Согласно этой теории, я и первоисточник зла, и одновременно жертва — бессознательная. Я переношу действия в сферу сознания. Следующий трюк, который вы увидите, будет произведен вполне осознанно.
Иридани и Ван Ваук издали какие-то невнятные звуки; Трейт оттолкнулся от стены и замер в нерешительности. Барделл крикнул:
— Работает!
— Не делайте этого, Флорин! — рявкнул Ван Ваук. — Разве вы не видите ужасную опасность, свойственную… — Он дошел до середины фразы, когда Иридани и Трейт атаковали меня, бросившись в ноги. Я нарисовал кирпичную стену высотой до колена, пересекающую комнату.
И она возникла!
Трейт ударился о нее в полете, перевернулся и шлепнулся на спину, как будто упал с крыши. Иридани успел выставить вперед руки и врезался в кирпичи, издав звук кошки, когда на нее наступают.
— Ради Бога, — выкрикнул Ван Ваук и попытался заползти на стену позади себя. Иридани заблеял, как овца, замычал сопрано, как корова, переворачиваясь и поджимая ноги. Барделл закудахтал, как цыпленок. Трейт просто лежал на месте, как дохлая лошадь.
— На сегодня зверинца достаточно, — сказал я и вообразил, что их не существует.
Они исчезли.
— Теперь мы куда-нибудь выберемся, — сказал я и вообразил, что у комнаты нет одной из стен.
Она послушно исчезла, но пористая поверхность бетона осталась'.
— Сгинь, бетон, — пожелал я, но он остался. Я ликвидировал три другие стены, пол и потолок, мебель и все остальное, обнажив везде грубый бетон, слабо отсвечивающий жутковатым фиолетовым светом.
— 0'кей, — сказал я громко, мои слова ударились о глухие стены и упали замертво. — Попробуем сконцентрировать силы.
Я выбрал место на стене и сказал себе, что его нет. Возможно, оно слегка затуманилось, но не исчезло. Я сузил фокусировку до пятна размером с монету в десять центов. Фиолетовый цвет в этом месте потускнел, и больше ничего. Я сжал фокус до размеров булавочной головки и вложил в удар все силы.
От точки зигзагом во все стороны побежали трещины. Выпал толстый кусок, впустив серый свет и извивающиеся щупальца тумана. Стена рухнула, как мокрое пирожное, почти беззвучно. Я пробрался через мягкий мусор в водовороте тумана. Пушистым грибом-дождевиком впереди блеснул свет. Когда я подошел, он превратился в уличный фонарь, старомодную карбидную лампу в железном корпусе на высоком стальном шесте. Я остановился под ним и прислушался. Кто-то приближался.
Через мгновение Дисс, лиловато-розовый монстр, появился передо мной, одетый в черный вечерний костюм.
— Ну и ну, — сказал он, причем прозвучало это не так небрежно, как обычно. — Как вы попали сюда?
— Я не попадал, — сказал я. — Вы находитесь в передающей кабине в двух световых годах от Солнца, а я погоняю парой кошмаров на старой доброй Улице Сновидений, помните?
Он выдавил смешок и сразу же отбросил его, почти не использовав.
— Вы не выполнили наше соглашение, — сказал он тоном, показавшим, что его чувства ущемлены, но не смертельно.
— Может быть, это ускользнуло из моей памяти. Я выучил несколько фокусов с того времени, Дисс. Например, таких. — Я превратил уличный фонарь в дерево и зажег его крону. Пламя, весело потрескивая, разогнало ночь. Дисс чуть изогнул бровь — или, скорее, место, где должна быть бровь.
— То, что вы делаете, — сказал он, перекрывая рев огня, — опасно. Слишком опасно, чтобы это позволить. Я ведь говорил вам…