– Никому не рассказывай, – произнес Игорь Сергеевич властно, продолжая рассматривать сжавшуюся обнаженную девушку. – Тогда и я сохраню все твои секреты. Договорились, дочь?
– Да, папа, – выдавила Дарья с трудом, глядя на отчима глазами наполненными слезами. Только теперь она поняла, что над ней жестоко и хитро надругались. Ведь она никогда никому бы не дала проникнуть в свою попу! Это было против ее непорочного естества.
– Прими душ, – кинул напоследок отчим и вышел с мыслью, что надо удались последнюю запись вебки. Ведь это тот еще компромат!
***
Анна просидела в сарае до утра без еды. Лишь с восходом солнца другая послушница принесла хлеб и воду. Но есть совсем не хотелось. Ночь была ужасной, спину жгло после ударов, на соломе спать было невыносимо. Попа тоже горела, стоило только присесть. Кое – как устроившись на боку, девушка пролежала в полудреме, трясясь от холода и слабости.
– Матушка не выпустит тебя, пока не пройдет праздник Ивана Купала, – произнесла разносчица еды, глядя на продолжающую лежать спиной Анну, закутанную в плащ. – Ты как?
Анна ничего не ответила. Девочка удалилась, оставив еду за спиной.
До сих пор одежды не принесли, так распорядилась настоятельница, которая с каждым часом все больше копила злобы. Утром она уже встала не с той ноги и выместила часть негатива на послушниц, что плохо прикрепили сушиться белье. Хотела проведать Анну, но передумала, считая это проявлением собственной слабости.
Мало кто знал, что виновнику бед Анны тоже пришлось не сладко. После трепки Иван еще больше разозлился на бедняжку. Беззащитная, лежащая в сарае девочка не выходила из его головы. Он желал, чтобы настоятельница не оставляла свою жертву. Продолжала терзать ее, а он хотел насладиться ее болью за то, что девочки вчера с ним сделали после экзекуции Анны. Мало того, что его оттаскали за ухо, так еще и палкой по пяткам десять раз огрели. Боль была не выносима, кричал бы он на все село, да рот зажала матерая старшая воспитанница, которая по четыре ведра с колодца таскала. Чуть шею ему не сломала.
Если вчера он жалел о содеянном, о том, что донес на Анну. То теперь нет! Он хотел еще больше досадить ей.
К полудню Анна уже не могла находиться в замкнутом пространстве. От ведра, отведенного для туалета тошнотворно несло, а солнце так припекло крышу сарайчика, что от духоты девушка задыхалась.
Днем через цели в досках стали заглядывать послушники. Многие сочувствовали ей, но были и те, что злорадствовали. Не потому, что не любили девушку, просто нужна была жертва, дабы отвести гнев от себя. Простой эгоизм, выраженный в этом, мало бы кого удивил в Общине.
– Ань, ты как? – Шептали некоторые. – Ну скажи хоть что – нибудь? Тебе было очень больно?
– Ань, ну ответь же? – Возмущались, не получая никакой реакции.
– Матушка идет! – Предостерегали друг друга и разбегались. Она ведь запретила приближаться к Анне.
После обеда снова пришла девочка с водой и хлебом. Увидев, что выпита только вода, она покачала головой, оставила новый кусок хлеба со стаканом воды и ушла, задвинув за собой засов.
Анна с горечью подумала, что следующая ночь последняя перед ночью Ивана Купала. А Дима даже не знает, что ее заточили сюда. Она ведь обещала ответить, как можно скорее. Обещала появиться на реке накануне. Но теперь все изменилось. Девушка сжалась, глубокий вдох и выдох с дрожью. В голове прокручивался ее позор, как она была голой перед другими, как унизительно наказывала ее Матушка. Как ужасно осознавать это теперь, когда оправилась от шока…
Настоятельница явилась вечером. Не часто она пила алкоголь. Но именно сегодня ей захотелось выпить. А еще ей захотелось насладиться страданиями своей непокорной жертвы.
– Мне передали, что ты объявила голодовку, – выдала женщина еще с порога.
Именно так Иван передал Матушке, чтоб еще больше натравить на ненавистную. Анне пришлось подниматься, злить женщину она никак не хотела, поэтому сказала всю правду.