Кожа Руфуса была черной, как уголь, он был огромным в высоту и в ширину, поэтому никто не рискнул бы с ним спорить. В коровах он разбирался лучше, чем папа. Самый большой секрет Руфуса заключался в том, что это был самый добрый человек на свете. Однажды я видела, как он прыгнул в озеро, чтобы спасти маленькую птичку, которая свалилась туда в поисках червей. Заметив, что мы с Джимми смотрим, он набычился и заставил нас поклясться, что мы никому не расскажем.
Ламару было только десять, но ростом он уже сравнялся с Гарри, которому было почти семнадцать. По словам папы, он должен был вырасти в такого же гиганта, как Руфус, и я радовалась тому, что с ним тоже никто не рискнет спорить. Его кожа была до того черной, что Уилл божился: если Руфус разденется догола и закроет глаза, ночью его будет не видно. Может, он был и прав.
– Эй, Ламар, – сказал Джимми, вслед за мной поднявшись на ноги. – Смотри, что у нас есть.
Ламар пристально пригляделся:
– Ух ты, головастики. Будете смотреть, как они становятся лягушками?
Я улыбнулась Ламару. Он был умным, как Джимми, но никому не было дела до его ума, потому что он был черным. И огромным. Дружбу с ним мы с Джимми держали в секрете, и я была этому рада. Потому что мне не нужно было ни с кем делить ни Джимми, ни Ламара.
– Ага, – ответил Джимми. – Поставим банку на заднем крыльце.
Ламар кивнул:
– Смотри только, чтоб не заметили ваши братья. Они испортят все, до чего доберутся.
В ту же секунду мы услышали гиканье и свист. Словно почуяв, что речь о нем, из-за сарая выехал Гарри верхом на Грейс, спокойной старой кобыле, тянувшей за собой воз с сеном. Предполагалось, что он проверяет изгородь на прочность, но он, по всей видимости, решил уделить этому не особенно много внимания.
Он впился каблуками в бока Грейс, понукая ее ехать быстрее, и я крикнула, чтобы он полегче с ней, потому что она старая и годится лишь для неторопливой прогулки. Но мы были слишком далеко, и он нас не слышал, так что мы понеслись к сараю. Рука Джимми крепко прижимала крышку банки, чтобы не слетела, дедушкин бинокль шлепал его по тощей груди. Несмотря на искривленную ногу, бегал он быстро. Конечно, конкурс красоты среди спортсменов вряд ли выиграл бы, но среди нас уж точно мог обогнать любого.
Приблизившись, мы заметили Уилла, который стоял в дверях под самой крышей амбара, по всей видимости, собираясь прыгнуть. Чистое безумие – всякому было понятно, что это слишком высоко. Мы обычно оставляли в амбаре воз и вилами поднимали наверх сено, но сейчас там не было ни воза, ни сена, только вилы стояли, прислонившись к стене, и словно взирали на этих глупых мальчишек.
Мы услышали за сараем крик и увидели, как Руфус выбегает из-за другого угла, размахивая соломенной шляпой, чтобы привлечь внимание.
– Ребят, вы это дело бросьте, слышите? Сломаете свои жалкие шейки, вот что будет. – Он бежал так быстро, что, как потом отметил Джимми, ног было не разглядеть.
– Эй, Руфус! – Уилл уже свисал с окна, рукой вцепившись в задвижку. Миг спустя я разглядела в другой его руке кружку с самодельным виски – мы по-прежнему хранили его в бочках, хоть сухой закон и отменили. Папа сказал, самим гнать дешевле, вот мы и гнали. Но детям в любом случае пить не разрешалось, так что я бросила кричать на Гарри, лягавшего кобылу, – все равно он не слушал – и стала кричать на Уилла, которого ждали большие неприятности, если папа узнал бы про виски.
Тут я увидела за его спиной еще одну фигуру и понадеялась, что это не Бобби. Ему было тринадцать, и больше всего на свете он любил читать. Целыми днями сидел за книгой, и мама иногда просила его почитать ей вслух.
Это оказался не он. Это был парень, которого я никогда прежде не видела, но знала, кто он. В заброшенной хижине на другой стороне леса поселилась семья, которая должна была платить за землю долей урожая. Я видела в церкви мать и двух маленьких дочек, худых и бледных, как кукурузная шелуха, высохшая на солнце. Мама кивнула нам и улыбнулась, показав больше дырок, чем зубов, а потом сказала, что муж и сын не пришли, потому что возятся с больным мулом. Не то чтобы мы расспрашивали ее о чем-то; наша мама все равно с тех пор не ходила в церковь, потому что слишком уставала.
Этот парень был ростом с Гарри, тощий, как скелет. Подойдя ближе, я увидела, что его густые темные волосы подстрижены так, будто он сам себя обкорнал в темноте. Он улыбался, но это была не совсем улыбка. Так улыбались Гарри и Уилл, когда говорили, что у них есть для меня подарочек, и сажали лягушку-вола мне за шиворот.