- А сколько тебе лет? Я имею в виду, по-настоящему?
- Сейчас мне двадцать восемь лет. Но когда меня спасла создательница, мне было двадцать пять. Это означает, что я уже три года как стал вампиром.
Меня это поразило и даже рассмешило. Почему-то я думала, что раз он вампир, то должен быть непременно старше, по крайней мере, моей бабушки. Мне стало легче, пропасть между нами оказалась чуточку меньше. Я рассмеялась.
- То есть, получается, возможно, мы с тобой любим даже одну и ту же музыку, а в детстве читали одни и те же книжки и смотрели одни мультфильмы? И даже, может быть, вместе ждём нового сезона того сериала про королей из девятнадцатого века не потому, что это были твои времена, а потому что классный сериал?
- Думаю, так и есть.
- Выходит, мы могли бы даже ходить в одну школу, только когда ты был в одиннадцатом классе, я была в шестом.
- Не думаю, что мы могли бы ходить в одну школу. И я не учился в старших классах.
Он сказал это без тени обиды, просто рассказывал мне про себя. Мне стало неловко, и я решила перевести тему.
- Завтра на конкурсе мне нужно будет спеть песню. Представляешь, я только что об этом узнала, никто из участников мне не сказал.
- Наверное, они просто забыли. Но я уверен, ты споешь красиво.
- Вряд ли они забыли. Наверняка, они сделали это специально, мы все-таки конкуренты.
- Закрутились, может. Или случились какие-то неприятности, и один подумал, что сказал другой. А остальные так же подумали. Наверное, они переживают из-за этого.
Когда-то у меня был друг, который, как мне казалось, специально постоянно оправдывал тех, кто, по моему мнению, поступил со мной несправедливо. Сейчас у меня подобного впечатления не возникало, Йозеф действительно так думал.
- Ты что, правда, думаешь, что здесь люди такие добрые?
- Да. А ты думаешь по-другому? Прости, я могу ошибаться, я иногда не понимаю каких-то вещей.
- Всё в порядке. Давай лучше подумаем, что мне спеть завтра. Если честно, сейчас мне на ум приходят только матерные песенки, которые нравились во дворе. Но было бы нехорошо их исполнить. Я вообще пою нормально, но не люблю это делать. К тому же, мне нравятся грустные или кричащие песни. Такие, от которых хочется застрелиться, если ты понимаешь, о чем я. Нравятся и другие, но вот эти особенно. Хочешь спою матерную песенку?
- Очень хочу.
- Это плохая идея.
Я не стала ему петь матерные песни, потому что осознала, какой глупой я себя выставляю. Вместо этого я спела ему народную песню с растянутыми нотами про реку, которая никогда не высохнет, и про бабочку, которая живет один день. Я знала её с детства, отчего-то мама пела мне её вместо колыбельной, когда изредка приходила укладывать меня спать. У мамы был хриплый гнусавый голос, я же пела совсем по-другому, и, несмотря на то, что я никогда не хотела быть похожей на неё, меня это немного расстроило.
- В конце концов, мне завтра ещё петь на всю страну. И наверняка другие участники поют сегодня весь день, так что это нормально, что я спела тебе.
- Не оправдывайся, мне очень понравилось. Кстати, ты спела про бабочку, и я вспомнил, что у меня есть подарок для тебя. Извини, если он покажется тебе очень личным. Софи говорила мне, что такое не дарят при второй встрече, но я все равно хочу подарить.
Йозеф замер, а я сделала ещё несколько шагов. Когда я шла рядом с ними и пела, то я не испытывала никакого страха, но стоило мне остановиться, я снова вспомнила о своей безопасности. Йозеф снял рюкзак и стал что-то высматривать в нем. Меня пугала интимность подарка, но в то же время мне было безгранично интересно, что личного может подарить мне вампир.
Сначала Йозеф достал целлофановый пакет, в котором лежали несколько головок белых роз. Он протянул мне его, чтобы я подержала, и я надеялась, что подарок заключается не в этом, иначе я бы я совершенно не знала, как на него реагировать. Он порылся ещё и достал стеклянную банку. Я видела, в ней что-то шевелилось.
- Пожалуйста, скажи, что оно не живое.
- Живое и неживое. Он просто часть меня.
Я понимала по размерам шевелящегося объекта, что, скорее всего, это какое-то насекомое. Я представила маслянистого надутого опарыша, которого Йозеф мог бы снять с себя днём. Если в солнечное время суток вампиры выглядят, как мертвецы, их должны поедать насекомые. Только в этом случае существо в банке можно было бы назвать его частью.
Йозеф поднес ко мне ёмкость, и я увидела сквозь прозрачное стекло, что это вовсе не опарыш, а большой черный мотылек с вкраплениями желтого рисунка на крыльях. На его пушистой спинке было круглое пятно, которое отдаленно напоминало череп. Он устало ползал по банке, будто бы тоже пережил тяжёлый рабочий день. Мне хотелось посмотреть на него с раскрытыми крыльями, но вряд ли он когда-нибудь будет снова летать.
- Я много смотрел про тебя в интернете. Особенно мне нравилось смотреть на твои фотографии. Ты хорошая и очень красивая. Я хочу тебе помочь на игре. И, чтобы ты знала, что я говорю серьезно, я хочу подарить тебе свою часть. Пожалуйста, храни мотылька в темном месте.
Ситуация казалась совершенно абсурдной. Я смотрела ему в глаза, силясь хоть что-то понять в этой ситуации. Его слова казались искренними, я действительно успела ему понравиться, но я не видела связи с мотыльком.
- Я не понимаю.
Он протянул мне банку и улыбнулся. Зрачки его были расширены, но взгляд оставался совершенно чистым. В глазах отражалось солнечное небо, которое он никогда больше не увидит по-настоящему. Йозеф ждал от меня ответа, я должна была поблагодарить его за это личное насекомое, но я только растерянно смотрела на него, прижав к себе банку. Его взгляд застыл на мне в живом ожидании, он не был стеклянным или отсутствующим, какой бывает у людей, случайно поймавших своим вниманием одну точку, но в то же время Йозеф неотрывно смотрел на меня. Я во второй раз за день попала в неловкую ситуацию со взглядами, и мне стало смешно.
- Почему ты смеешься? Я неправильно сделал, что подарил его тебе?
Его лицо вдруг стало очень грустным, он виновато сморщил брови, будто провинившийся ребенок. Ему показалось, что я посмеялась над чем-то очень важным для него, и мне стало стыдно за то, что я не подумала, как это будет выглядеть со стороны.
- Нет, нет, я посмеялась совсем по другим причинам. Мне приятно, что ты подарил мне мотылька. Хороший мотылек, спасибо.
Прозвучало, как оправдание. Йозеф все равно выглядел обеспокоенным, и я подалась к нему и поцеловала в щеку. Я не испытала отвращения, наоборот, я будто целовала обычного мужчину, с которым мы находились в опасной ситуации. Наверное, так выглядит настоящая влюбленность, моё сердце трепыхалось от страха и волнения, что я так близко подошла к вампиру, а дыхание замерло во время поцелуя и вернулось ко мне не сразу. Йозеф посмотрел на меня очень серьезно и наклонился ко мне. На мгновение мне показалось, что он сейчас вцепится мне в шею, как голодный зверь. Тормозное действие алкоголя на мою нервную систему испарилось вмиг, и я была готова в любой момент сорваться с места и побежать. Единственная причина, по которой я этого не сделала - мне и вправду показалось, что он не причинит мне вреда. Йозеф медленно, осторожно приблизился ко мне и неожиданно порывисто поцеловал меня в губы. Он прижимал меня к себе и целовал так, будто мы были страстными любовниками, встретившимися после долгой разлуки. Страх, алкоголь и открывшееся влечение к нему заставили меня саму прижаться к Йозефу и ответить на поцелуй. Мне нравилось это ощущение, но глаза я так и не смогла закрыть.
Когда он перестал прижимать меня к себе, я сделала несколько шагов назад. Дело было не в страхе, а в желании продолжить. Йозеф смотрел на меня с тем же ожиданием, как при вручении своего мотылька.
- Все нормально, - сказала я, - все хорошо. Оставь мне свой телефончик.
Я снова засмеялась, на этот раз из-за своих нелепых попыток завершить ситуацию благополучно. Йозеф не расстроился, лицо его стало непонимающим.
- Хорошо. Записывай мой телефон.
Он действительно стал диктовать свой номер, и я даже записала его, чтобы уйти от объяснений моей шутки.