- Вот и всё, - сказал Йозеф, не отрывая взгляд от пола. Действительно, вот и всё. От человека остается тело, потом кости, и лишь через много-много лет он исчезает полностью, распадаясь на вещества и молекулы, которые когда-нибудь войдут в структуру другого живого существа или станут составляющими почвы. Во мне сейчас молекулы углерода, которые когда-то принадлежали кому-то или чему-то совсем другому. Может быть, я ношу сейчас элементы тираннозавра или вавилонского астронома. То, чем была Софи, гораздо быстрее пройдет трансформацию. Молекулы её крови не принадлежали ей, а мотыльки, в которых превратилось её тело, не поддавались обоснованию, заставляя поверить в чудеса. Я была уверена, что существование вампиров когда-нибудь сможет объяснить наука, но, увидев сухие крылышки вместо существа в телесной оболочке, я перестала надеяться, что у всего есть причина. Я вспомнила, что, когда Йозеф подарил мне мотылька в банке, он сказал, что это его часть, теперь мне совершенно расхотелось задумываться над истинным смыслом его слов. Может быть, вампиры состояли из множества ночных насекомых. Ещё час назад такие слова показались бы мне абсурдом.
- Она прожила долгую жизнь и даже сказала, что счастливую.
Я прикоснулась к его руке, и это оказалось совсем не страшно.
- Она могла бы жить вечно, - ответил Йозеф.
Осмысление гибели существа, срок жизни которого теоретически может быть ограничен лишь существованием человечества, выходило за пределы моего разума. Никто не готов к смерти, но каждый человек понимает, что его время ограничено, и когда-нибудь этот день настанет. Никто не знает, когда именно это случится, но каждый надеется, что это произойдёт в глубокой старости. Но если для вечной жизни достаточно не видеть солнечный свет и не нарушать законы, встретить смерть является такой же неожиданностью, как умереть в молодом возрасте от кирпича, упавшего на голову.
Мне хотелось сказать Йозефу, что она умерла незаслуженно, но в нескольких метрах от нас лежал Джонатан, к которому так и не приехала скорая помощь. Несмотря на старания Софи, вряд ли это был первый мертвец на её совести. Для развития личности важна не цель, а путь, который человек выбрал, силы, которые потратил и смелость, которую проявил. Это помогает осознать собственную значимость и попробовать приблизиться к познанию своей сути. Для окружающих, по большей части, важна именно цель. То, что Софи пыталась сдержать свою истинную сущность, делало ее, несомненно, лучшей среди вампиров, но это не искупало её убийство, даже если его спровоцировали внешние факторы. Триггером была я, и кровь Джонатана была на моих руках не только физически.
Я только сейчас подумала о том, что трогаю Йозефа рукой, испачканной в человеческой крови, а это может пробудить и в нем инстинкты убийцы. Но то ли он был сытым, то ли вампиры реагировали не на саму кровь, а на то, как она бьется в сосудах и на её тепло.
- Хочешь, мы поговорим о ней? Или хочешь, я уберу крылья и вытру кровь?
Я не могла утешить Йозефа словами, потому что не позволила бы себе быть лицемерной в такой трагичной ситуации. Я зря назвала то, что раньше составляло Софи, крыльями и кровью, и я надеялась, что он пропустит это.
Йозеф поднял на меня свои бессмысленные глаза, то ли не наполненные вовсе, то ли опустевшие от горя, и кивнул мне. Он взял меня за вторую руку. Наверное, он не видел моей вины в смерти Софи.
- Я расскажу. Когда говорю о ком-то, другие узнают о нём, и это увековечивает память о человеке. До тех пор, пока и слушатель не умрет.
Я кивнула. Мне хотелось увести его от этого места, но Йозеф отвернулся от меня, и его лицо стало совсем отсутствующим, каким было недавно, когда мы сидели за столом. Видимо, теперь он снова мысленно находился далеко не здесь и не замечал останков Софи. Я же всегда могла потерпеть.
- Мы познакомились три года назад, даже чуть больше, пока я ещё был человеком. Я всегда был болен, и головой и телом. Потом голова стала ещё хуже, когда у меня нашли метастазы в мозге. Сначала была просто меланома, её вырезали, но метастазы всё равно появились. Мне было больно, и я знал, что скоро умру, потому что всё время лежал в больнице. Но я тогда ходил и не стал тощим, как многие другие пациенты. Мне нравилось гулять по больнице, и меня ругали медсестры, что я хожу-брожу тут из отделения в отделение, когда мне нужно лежать в палате. Я думаю, они не со зла, просто у них такая работа. И однажды я дошел до станции переливания крови. Там была Софи, у неё были красивые серебряные пуговицы на платье с листьями, поэтому я с ней заговорил. Она рассказала, что она - вампир, и что она приходит в больницу покупать кровь, хотя это и незаконно. Ещё она рассказала, что недавно совершила плохой поступок и ищет, как его можно искупить, хотя бы чуть-чуть. Она бы хотела помогать в больнице, но знает как. Мне стало жалко её, и я рассказал ей, что скоро умру, и мне будет приятно, если она будет навещать меня. Потому что радовать тяжелобольного человека - это хороший поступок. И она навещала меня каждую ночь, разговаривала со мной и приносила мне подарки. Когда у меня стало плохо со зрением, Софи читала мне. Потом мне стало её жалко, и я стал думать, что зря хотел совершить хороший поступок для того, чтобы она совершила хороший поступок. Потому что она стала много плакать и расстраиваться из-за того, что привязалась ко мне. Я тоже так сделал.
Ветер резко открыл окно, и я испугалась, что это вернулся Шон или кто-то другой. Я почувствовала холодный воздух, и мои глаза заслезились то ли от температурного раздражителя, то ли от истории Йозефа. Я гладила его по руке, пока он говорил.
- Потом оказалось, что она почти всё наше знакомство добивалась того, чтобы ей позволили меня сделать вампиром, и я окончательно не умер. Ей много лет, и у неё ещё не было потомков, поэтому она имела право. Но я не нравился Патрисии. Однажды Софи даже уговорила её прийти и посмотреть на меня. Патрисия даже смеялась, хотя Шери сказала мне, что я это придумал, потому что Патрисия ни разу за свою жизнь даже не улыбнулась. Софи была настойчивой, как настоящая героиня, и добилась разговора с королем. Он - очень хороший, мы все его любим. Король разрешил ей обратить меня, и даже обнял меня, когда увидел. Потом Софи сделала меня вампиром, и я больше не умирал. Мы стали покупать кровь и жили хорошо до этого момента.
Я обняла его. По-настоящему, крепко, без попыток что-то вложить в свои объятия, а с искренним чувством. Я гладила его по волосам, а он положил голову мне на плечо, прикасаясь к моей пульсирующей шее. Я считала, что вампиров не должно существовать, тело рядом с нами было тому доказательством. Но это не означало, что все они были чудовищами по собственной воле, и их нельзя было жалеть.
- Софи была хорошей, - еще раз повторил Йозеф и осторожно отстранил меня от себя. Он улыбался, счастливо, как будто бы вдруг понял что-то по-настоящему важное, и вся его печаль ушла.
- И это главное, - сказал он и снова потянулся ко мне, чтобы поцеловать. Я смогла закрыть глаза, и наш поцелуй вышел совсем не таким, как в первый раз. Мы едва соприкасались губами, и я чувствовала волнение совершенно другого рода, будто бы это и был наш первый поцелуй.
Я вздрогнула, отодвинувшись от Йозефа, когда услышала непривычно громкий звук будильника, будто проехавшийся по всем моим нервам.
- О, черт, я совсем забыл.
Йозеф встал и подошел к полке, чтобы выключить массивный будильник, заключенный в деревянную рамку, похожую на надгробие с золотыми шпилями по углам, под его прозрачным циферблатом шевелились резные колёсики.
- Софи всегда на всякий случай ставила будильник за десять минут до рассвета. Она обычно вспоминала об этом раньше и закрывала все окна. Но теперь она умерла, поэтому только будильник напомнил об этом.
Вид у него стал скорее озадаченным, но я видела, что Йозеф снова заметно погрустнел.
- Я помогу тебе закрыть окна.