Рене не усомнился в истинности моих суждений и встал с кровати.
- Вставайте, нам нужно отобрать пистолет у поехавшего бизнесмена. Если мы, конечно, не хотим пустить все на самотёк и подождать пока он перестреляет всех, а мы без особых усилий выиграем шоу.
Его последняя фраза была шуткой, но в целом он говорил очень доброжелательно. Я представила, что если бы Дебби пришлось призывать нас к бою, она могла бы сказать те же слова, только куда грубее и громче. Что бы придумал Винсент, мне было сложно представить.
- Может, без меня управитесь? - промычала Дебби в подушку. Винсент же, наоборот, бодро вскочил с кровати.
- Ни в коем случае не вставай с постели! Я обязательно умру, чтобы твоя жизнь невыразимо изменилась, и ты прибывала в гнетущей бездне боли и вины за смерть своего младшего брата до окончания дней своих, - Винсент говорил слегка эйфорически, лицо его было воодушевлённым, будто бы его обрадовало присутствие Генриха.
- Вот ублюдок, - сказала Дебби и тоже поднялась с кровати.
Они собрались, Рене взял из своего чемодана веревку, и мы пошли в сторону кухни. Недалеко от неё в гамаке сидела Нина. Но она не была расслабленной, как требовало её местоположение. Её и без того бледные руки побелели от того, как она цеплялась за сетку.
- Лучше не ходите туда, - сказала она, - он всё ещё ест.
Конечно, мы пошли внутрь. Рядом с ними мне перестало быть страшно, однако слова Нины прозвучали жутко, и мне захотелось, чтобы она ошибалась.
Моё желание сбылось. На столе была пустая тарелка с размазанным по ней джемом, а Генрих стоял у раковины и мыл наши кружки. Он насвистывал какую-то мелодию, будто бы снимался в старой рекламе.
Они не стали задумываться о чести бойца и молча напали на него втроём. У Генриха действительно не отобрали пистолет, и через несколько минут он уже оказался в руках у Дебби, в то время, как Рене и Винсент связывали Генриха.
- Давайте-давайте, вперед, - повторял Генрих.
- Оставим его здесь, - сказала Дебби, когда руки Генриха были связаны.
- Это же кухня, как же мы будем есть? - спросила я, не сразу осознав всю циничность своей фразы. Будто бы Генрих стал неприятной вещицей, которую лучше держать на балконе.
- Действительно. Отведем на улицу и привяжем к дереву.
Оказалось, что другие жильцы попрятались по домам и следили за нами через окна, потому что, когда мы вывели Генриха, каждый вышел из своего дома.
- Жалость, конечно же! Привязывайте, это только повысит мой рейтинг, а ваши, к сведению, понизит. Представьте себе, наивный зритель увидит, как вы привязываете своего лидера к дереву на улице, совершенно не имея на то причины. Вы уже смотрели вчерашний выпуск? Вы видели, что Бригитта получила травму во время игры и больше не может продолжать участвовать в шоу?
Вот, значит, что они сказали. Интересно, а не задастся ли вопросом телезритель, что нам всем тогда лучше получить травмы, чтобы не продолжать участие в шоу. Наверное, и на это есть свой ответ у организаторов!
- Чем бессмысленнее наше действие будет казаться для зрителя, тем больше значения оно будет приобретать в его глазах. Свержение лидера, власть - народу!
За общей болтовней Винсента контекст терялся. Сегодня мы могли говорить особенно революционные фразы, оставаясь практически незамеченными. Я смотрела, как они привязывают Генриха к дереву веревками, вспоминая, как он убил Бригитту. Нам понадобилось меньше недели, чтобы превратиться в одичавших детей на искусственном острове, устроивших охоту друг на друга. То, что мы делали с Генрихом, казалось мне правильным, не только потому, что тем самым мы обезопасили себя, а ещё потому, что он должен был страдать. Я не чувствовала раскаяния при разговоре с ним, и раз он не может познать его ментально, то познает физически. Однако, это приближало нас самих к чудовищам.
- Он будет привязан стоя? Нужно установить надзор за ним, чтобы поить его и следить за его состоянием, пока его, наконец, не заберут, - предложила я.
- Если мы будет помогать ему, он не пройдет путь очищения, - сказал Винсент.
Я поняла, что он имел в виду то же самое, о чем думала я. Однако употребление словосочетания «помогать ему», было излишним. Как мы можем помогать ему в ситуации, когда сами заточили?
- Пусть сдохнет без воды. Мы повесим его иссохший труп на столб, чтобы нас боялась чужая команда и остерегались злые духи, - сказала Дебби. Я не стала с ними спорить, решив для себя, что все-таки принесу Генриху воды. Я хотела, чтобы он страдал, но я не была готова брать ответственность за его смерть. Всегда хочется, чтобы плохой человек получил по заслугам, но при условии, что ты сам остаешься в стороне от исполнения наказания. У меня промелькнула ужасная постыдная мысль, что на самом деле я просто рассказала своим друзьям об опасности, и не мои руки связывали его. Я, в общем-то, ни при чем. Но наблюдение - это тоже соучастие.
Я заметила, что Бен держит в руках камень. У Бена было много пирсинга, на голове ирокез, а в кармане кастет. Наверняка, раньше он бил витрины магазинов или фары машин. Ему хотелось кинуть камень в Генриха, так бы он подтвердил свой бунтарский статус самому себе, но Бен, повертев его немного в руках, бросил себе под ноги.
Я боролась с любопытством и осознанием неправильности происходящего, не зная, уйти мне или остаться посмотреть, что будет дальше. Выбор мне помог сделать телефонный звонок от папы. Я отошла в сторону, потому что среди игроков образовался обоюдный этикет, что никто никому не мешает вести личные разговоры, так же как никто не тревожит других своими телефонными драмами.
- Папа, я соскучилась по нормальному общению, мы видимся лишь урывками. И по маме тоже, - сразу сказала я, чтобы не забыть и не застесняться произнести это в конце разговора.
- Детка, и я соскучился! Скоро это закончится, и все будет как прежде.
Папин голос звучал необычайно весело. Я даже подумала, а не пьян ли он, но это было маловероятно.
- Тебе уже сообщили новость? Ты пойдешь к королеве вместо Бригитты! Мы сделали это, ты молодец. Я уверен, ты понравишься королеве. Ты же попробуешь ей понравиться, правда?
Моё сердце забилось быстро, а мое тело застыло, словно меня окатили ледяной водой. Будто бы мне одновременно сказали плохую новость и ещё в этот момент оскорбили. Ваша собака умерла, а ещё вы туповатая и, в целом, никчемная.
- То есть, я пойду к королеве?
- Бригитта на игре получила травму. Упала в канаву и подвернула ногу, как ей сначала показалось. Когда она осталась после игры, она все-таки решила показать ногу врачам. Оказывается, там была рана, в которую попала земля, и голень вся распухла. Её повезли в больницу, там выяснилось, что все куда хуже, чем казалось на первый взгляд, и она какое-то время там пролежит. Следующим после неё был Генрих, но он отказался, обменяв свой приз на то, чтобы увидеться с мамой. А на третьем месте была ты!
Вот, значит как. Той команде ничего не сказали. По отношению к Генриху все-таки были применены какие-то санкции за убийство, и его лишили приза. Если я расскажу папе о смерти Бригитты, я подвергну его сильнейшему стрессу, он будет беспокоиться обо мне до тех пор, пока Генриха не изолируют. Тем более вторая линия шоу тоже его обеспокоит. Но, с другой стороны, я подвергну его опасности, если он вдруг где-то пересечется с Генрихом, не зная, на что он способен. Когда я начала заботиться о спокойствии и безопасности родителей больше, чем они сами? Наверное, я опередила этот момент лет на тридцать вперед. В принципе, я должна была успеть попробовать в жизни, как можно больше.
Я сделала выбор и сказала, что попробую понравиться королеве. Несколько часов я провела за просмотром её фотографий, чтобы понять её чуточку больше. Но по снимкам я могла лишь сказать, что она холодна и обворожительна в равной степени. Даже в статьях о ней ясно не говорилось о её личности. Единственное, что я выяснила - её стиль одежды и любимый макияж. Созданием образа я прозанималась ещё часть вечера.
Сегодня я противоречила своему образу конфетной девочки, меня было не отличить от одной из девиц в свите Королевы Элиз. Моя одежда, как и раньше, была нежного пастельного цвета и украшена цветами, но юбка спереди была на уровне, где должны были бы заканчиваться чулки, и мои ноги выглядели ещё пошлее оттого, что сзади у неё был длинный подол. Я была на высоких каблуках, которые, несомненно, принесут мне много страданий, от них шли ленты, обвивающие мои голени. Сверху был корсет, целью ношения которого было не приподнять мою грудь, а, наоборот, утянуть мою грудную клетку и талию. Я зачесала волосы так высоко, что боялась сбить прическу о дверной проем. Мне так хотелось иронично вставить в пряди искусственных мотыльков, но я ограничилась мелкими красными цветами.