- Не окажешь ли ты мне честь, согласившись на танец? - спросил он, галантно протягивая мне открытую ладонь. Мне пришлось оказать ему эту честь, а Йозефу - пропустить этот танец. Это был король, поэтому даже я, несмотря на свой хваленый опыт, едва сдерживала дрожь, протягивая ему руку.
Когда я оканчивала школу, я ездила на бал медалистов. Перед ним нас немного научили танцевать, однако с тех пор прошло шесть лет, и я едва могла вспомнить что-то, кроме того, что про себя нужно считать «раз-два-три, раз-два-три». Но меня вел сам король, и я смогла быстро сориентироваться. Вроде бы мальчик-медалист прижимал меня к себе куда меньше.
- Ты чудесно выглядишь! Как свежий бутон чайной розы, только начинающей распускать свои лепестки! - сказал король вполне доброжелательно, но из-за его восхищенной улыбки и рассредоточенного взгляда вышло всё равно довольно страшно.
- Спасибо, король.
- Цветок только начал распускаться, но если приблизиться, уже можно почувствовать аромат розы.
Наверное, если бы подобную фразу мне сказал, например, однокурсник, я бы покрутила пальцем у виска и ушла. От короля это не воспринималась глупо и, я надеялась, что сегодня у него поэтичное настроение, или пускай даже это даже был пошлый намек, лишь бы под ароматом он не имел в виду запах крови. Я не должна была думать о том, почему король пригласил меня на танец, нужно ли ему что-то, хочет ли он меня убить, или это просто случайный выбор. Это был мой шанс, просить самого короля освободить моих друзей, если они ещё живы, но мой инстинкт самосохранения брал верх, и я никак не могла сформулировать свой вопрос.
- Ты, должно быть, хочешь что-то сказать? Не стесняйся, говори.
Мне стало ещё более жутко, будто бы король прочитал мои мысли. Но, наверное, элементарного понимания людей хватило бы, чтобы увидеть это по моему лицу.
- Да, король. Вчера ночью я видела у королевы по телевизору Дебби и Рене, они были в моей команде, как вы знаете. Я хотела спросить, живы ли они?
Про Винсента я по-прежнему боялась спрашивать, потому что мне казалось, что упоминание о его существовании как-то может выдать его.
- Живы. Я даже пригласил их на бал. Их слишком поздно повели переодеваться, но, думаю, они будут с минуты на минуту.
Голова немного закружилась, но это оказалось даже приятно, будто бы растаял ледяной ком, сжимающий внутри мои органы, а я не могу справиться с тем, что теперь они функционируют нормально. Я старалась смотреть по сторонам, чтобы король не заметил, что я пытаюсь сдержать свою улыбку. Мимо проносились пары, прекрасные танцоры и совсем нелепые. Почти никто из людей не умел танцевать, зато вампиры прекрасно вели. Зал кружился и плыл вместе со всеми. Мимо меня прошел Эдмер, тот самый, который отвечал за связь с людьми. На мгновение мне снова показалось, что с ним кружится Дебби, но нет, эти крашеные рыжие волосы принадлежали Нине. Потом я будто бы увидела в толпе Рене, но, наверняка, это тоже был не он. Хотя король сказал, что они будут здесь, я больше не хотела верить своему зрению.
Мы снова чуть не столкнулись с Эдмером и Ниной, одной рукой он держал её за талию, а другой поглаживал её шею. И тогда я всё поняла.
- Тебе плохо? Давай я скажу прислуге принести тебе воды?
Я поняла, что практически повисла на короле, ноги едва меня держали. Я закивала, и мы остановились. Постепенно зал вокруг перестал кружиться, только пары продолжали свой танец.
- Их казнят позже? После бала?
Кто-то подал мне воду, рядом я увидела Йозефа, который, видимо, забеспокоился, почему мы остановились посреди танца. Король снова взял меня за руку и притянул к себе. Мы продолжили танцевать, только теперь куда медленнее, даже музыка нас опережала.
- Давай мы с тобой порассуждаем. Твоя подруга и твой друг убили мою подругу. Но попробуем абстрагироваться. Двое молодых людей убили женщину. Ждёт ли их наказание?
Я понимала, что мне его не заговорить, но это единственное, что мне оставалось. Я закрыла глаза и попробовала досчитать до пяти, как советуют не сильно незаинтересованные в твоем психическом состоянии люди, однако перестать бояться и паниковать это не помогло. Спасла меня мысль о том, что если меня захотят убить, это сделают в любом случае.
- Могу ли я говорить с вами откровенно?
- Ничего не бойся.
- А если двое молодых людей убили женщину, забравшую сотни жизней?
Король скривился, будто бы у него остро заболел зуб. Мне бы стоило не послушаться его совета и снова начать бояться, но он улыбнулся снова.
- У меня есть сразу две мысли. Первая заключается в моем к тебе вопросе, наказывают ли убийцу за то, что он лишил мир доброго честного человека? Или его сажают за сам поступок? За то, что человек добровольно смог лишить кого-то жизни?
В таком случае нужно судить всех вампиров, подумала, но не сказала об этом.
- Теоретически за поступок. Но если было совершенно убийство такого преступника, который забрал множество жизней и причинил людям так много боли, то никто бы не осудил его убийц. Люди закрыли бы на это убийство глаза.
- Никто? А если бы, например, у этого предполагаемого злодея была мать? Или дочь? Для них бы его убийство осталось бы безнаказанным?
Какая мать? Какая дочь? Сменилось множество поколений после того, как они могли быть у Патрисии. Но я понимала, что и у неё могли быть близкие. У Йозефа же была Софи, например. Король подводил меня к мысли, что поэтому-то закон и един для всех. Только это было не так.
- Вы правы. Каждый желал бы отмщения за смерть своего близкого. А если это и была месть?
- Тут мы и подходим ко второй моей мысли. Являлась бы самооборона смягчающим обстоятельством?
- Да, конечно, - быстро ответила я. У меня появилась новая надежда на то, что вдруг казни действительно не будет и Патрисия напала на них. Хотя я сама этого не видела.
- Человек обороняется, чтобы сохранить себе жизнь. А если для того, чтобы её сохранить, приходится нападать? Будет ли это считаться смягчающим обстоятельством? Я отвечу за тебя: будет. Патрисия не делала ничего сверх того, что было бы разрешено законом того или иного времени. Она никогда не убивала людей больше, чем ей требовалось для поддержания своей жизни. По крайней мере, с тех пор, как это стало запрещено. Отмечу, что я издал закон, защищающий и жизни людей, в случае их незаконного убийства, и ты видела его в действии.
С точки зрения законодательства король несомненно был прав. Наверное, и с точки зрения морали в его словах была доля правды. Только если считать невозможным вариант уничтожения нескольких тысяч вампиров для сохранения миллионов жизней в будущем.
- Я понимаю, как тебе тяжело. Ты любишь их, и твоё сердце потеряет две важные частички с их уходом. Именно поэтому я создал День Любви, чтобы было как можно меньше разбитых сердец. И, конечно же, чтобы люди могли делиться своей любовью, залечивая трещинки в сердцах друг другу.
Последнюю фразу король сказал с неприятным восхищением. Интересно, читал ли он девчачьи дневнички прежде чем прийти к мысли о трещинках на сердечках?
- Король, за убийство положен тюремный срок. Оно не было массовым, было совершенно без особой жестокости.
Король замолчал и поднял голову вверх, будто бы прислушиваясь к музыке. Вскоре мы остановились, и король мне поклонился.
- Спасибо за танец и интересный разговор. Как же жаль, что музыка закончилась, меня ждут другие партнерши. Кстати, ты можешь себе представить, что сердца молодых взволнованных дам бьются словно сердечки крохотных птичек?
Король поклонился мне и ушел, не дожидаясь моей реакции. У меня оставалось ещё много вопросов к королю. Например, как он допустил безнаказанность Генриха? Как он допустил вторую линию телешоу для вампиров, если он старается придерживаться ситуационно приемлемого гуманизму? Почему он женат на королеве Элиз, раз про её жесткость столько слухов? Все его попытки сделать жизнь людей лучше - это просто фарс? Он не ответил на мой вопрос о тюрьме, а значит, отчасти это действительно было так. Самый любимый людьми король оказался страшнее, чем его представляли, но в то же время, наверное, действительно лучше, чем все предыдущие. А король-то - кровавый.