- Винсент, я думаю, уже ничего нельзя было сделать.
Он звонко хмыкнул, возмущенный моими словами, и достал сигарету.
- Если бы мы смогли прийти немного раньше, мои брат и сестра были бы с нами. Ты знаешь, что, спросив у прохожего дорогу до исторического музея, ты можешь изменить весь ход его жизни? Например, если бы он не потратил на тебя двадцать секунд своего времени, то его бы сбила машина. Но ты остановила его, и этот прохожий остался жив. И, допустим, через двадцать лет он откроет безопасный способ передвижения со скоростью выше световой. И твои внуки будут жить на другой планете или, может быть, их уничтожит инопланетная цивилизация. И то, что ты остановила этого прохожего, чтобы спросить дорогу, станет самым значимым событием твоей жизни, не идущим в сравнение с твоими слабенькими научными трудами или твоими замечательными детьми.
- Винсент.
- Я это подвожу к тому, что мы пришли именно в этот момент из-за того, что Николь прищемила палец дверью, и цепочка событий, идущая за этим, привела, к тому, что мои брат и сестра погибли. Хочешь, расскажу?
Я кивнула. Он стал рассказывать, но я практически не слушала, что он говорит. Голос его звучал громко и возбужденно, а я запомнила его спокойным, хотя и несколько эксцентричным. Он не хотел говорить о смерти Дебби и Рене, и я понимала, почему. Я почувствовала в себе силы заплакать, но старательно пыталась сдерживаться. Я смотрела в окно, мы ехали на большой скорости, и деревья за ним сливались в единую линию, как вампиры, когда применяли свою способность к быстрым передвижениям. Значило ли это, что вампиры и машина Винсента двигаются примерно с одной скоростью? Кто-нибудь вообще измерял скорость вампиров? А есть ли самый быстроходный вампир?
Когда Винсент замолчал, я поняла, что не могу ничего ответить ему, потому что полностью прослушала его речь. Но я должна была сказать что-то другое, ведь, наверное, он не хотел оставаться в тишине. Я вспомнила Нину, которая не могла прекратить говорить, когда нас только везли на шоу. Я должна была его поддержать, поэтому спросила, что за ужас играет у него в машине. Винсент без интереса сказал название группы и замолчал. Я попробовала еще несколько раз разговорить его на какую-нибудь тему, но он отвечал мне односложно, и я прекратила свои попытки.
Мы въехали в Киферу, город, сумевший скрыть даже звезды. Светлело только через час, поэтому машин было не так много, и мы ехали почти без остановок. Отчего-то я была уверенна, что охотники за вампирами базируются где-то в лесу или, может быть, в безымянной деревне, но никак не в столице. Винсент остановил машину у клуба с неоновой надписью и пьяными молодыми людьми, курящими снаружи.
- Не думал, что когда-нибудь эта фраза сорвется с моих губ, но нам лучше не выделяться.
Наши лица мелькали каждый день во всех телевизорах страны. И даже, если предположить, будто наше поколение считает, что телевидение - сплошная пропаганда, реклама и нарушение свободы выбора, в интернете нас видели не менее часто. Да и к тому же я была в бальном платье.
Даже в такой незначительной проблеме, я оказалась бесполезна. Винсент достал нож, и у меня появилось странное желание, чтобы он вдруг оказался маньяком-убийцей. Но он передал его мне и сказал разобраться с платьем. Сам Винсент взял деньги из бардачка и вышел из машины. Пока я срезала с себя куски розового платья, он успел вернуться. В руках у него были две толстовки, чёрная и сиреневая, которые, по его словам, он выменял у наркоманов. Я посмотрела на свои ноги, незаметно для меня покрывшиеся синяками, и решила, что толстовка наркомана мне вполне подходит.
Винсент взял себе сиреневую, не сумев избежать искушения выделиться хотя бы немного. Надев их, мы действительно слились со стандартными ночными жителями этого города. Я была девочкой, не определившейся до конца, пытается она быть сексуальной и ходить в короткой юбке, или хочет показаться слишком равнодушной к общественному мнению, надев бесформенную толстовку.
Оказалось, что секретное убежище находится не в клубе с неоновой вывеской, Винсент просто оставил машину в людном месте. До него мы должны были идти пешком, переживая своё горе за неловким для меня молчанием. Я должна была ему сказать хоть что-то хорошее, но слова не приходили в голову.
- Почему собаки защищают своих щенков? - спросил Винсент после долгого молчания. Мы проходили между домов, у одного из подъездов стояла миска с костями.
- Думаю, дело в материнском инстинкте, - ответила я, прежде чем поняла, что вопрос был риторическим.
- Почему тогда слоны образуют круг, когда детенышам их стада угрожает опасность? Или почему обезьяны защищают детенышей своей стаи, но могут убить чужого?
Я решила не повторять своей ошибки и не стала отвечать на эти вопросы.
- Почему, Винсент?
Мимо нас проехала машина, слишком медленно, будто бы водитель кого-то высматривал. Я не испугалась, мне даже показалось, что после сегодняшней ночи я стала абсолютно бесстрашной. Я не стала смелой, но после их смерти будто бы не осталось вещей, которых я могла бы бояться. В голове промелькнул образ папы среди вампиров на балу. Они - его спасение, а не смерть, ещё раз повторила я и снова ничего не боялась.
Машина давно проехала, а Винсент всё молчал. Я думала, он больше ничего не скажет, когда он вдруг крикнул:
- Почему человечество пошло ещё дальше?! Куда завел нас наш гуманизм? Почему мы стали считать нужным защищать не только детей, но и вообще тех, кто моложе?!
Винсент считал себя виноватым в смерти Дебби и Рене. От мысли об этом стало больно, куда хуже, чем от жалости к себе по поводу навсегда потерянных друзей. Я взяла Винсента за руку, хотела погладить его, но он вдруг упал передо мною на колени.
- Почему, Эми? - спросил он, смотря на меня снизу вверх.
- Ты ни в чем не виноват, я знаю, ты сделал всё возможное, чтобы им помочь, - начала я, одновременно понимая, что такие слова меня бы только раздражали на его месте.
- Они сказали, чтобы я следил за выходом. Сказали, что приведут вампиршу туда, ведь оттуда бы мы успели сесть в машину. Конечно, они всегда мне врали, ни слова правды из их лживых ртов я не услышал от них за всю жизнь. Но кто бы мог подумать...
Винсент схватил меня за подол платья и расплакался. Я попробовала погладить его по голове, но он несколько раз скидывал мою руку. Винсенту не требовалось утешение, ему требовалось раскаяние. Так уж вышло, что это передо мной он стоял на коленях, и я должна была принять эту роль, чтобы хотя бы немного помочь ему. Он всё плакал, и лишь когда его рыдания стали стихать, он позволил положить руку ему на плечо. Так мы и стояли, странные, привлекающие к себе внимание, но чужое горе отпугивало, поэтому несколько человек, которые прошли мимо нас, не смотрели в нашу сторону. Даже бродячая собака, нашедшая ту самую миску с костями, не проявила к нам никакого интереса. Я смотрела на погасшие окна дома напротив, среди которых было лишь четыре желтых пятна, и слушала хруст костей. Интересно, почему собакам нельзя трубчатые кости, если их предки - дикие волки, и что будет с этой дворнягой, после того, как она наестся костей?
Плечи Винсента перестали дрожать, и он поднял на меня мокрые глаза, взгляд которых постепенно становился ясным:
- Ты стала зрителем этой простой человеческой трагедии, суть которой слишком очевидна, чтобы мы с тобой пускались в разговоры о смерти и вине. Это хороший момент для откровений, не думаешь ли? Чтобы я сейчас ни сказал, ты будешь воспринимать это через призму моего горя.
Меня испугали его слова, мне не хотелось слышать что-либо большее сегодня. Он все ещё держал меня за юбку, стоя на коленях, и мне захотелось поднять его или опуститься самой, чтобы быть с ним на одном уровне.
- Твоего отца задело взрывом.
- В смысле он умер? - этот вопрос показался мне на удивление простым. Меня не испугали его слова, я просто хотела разобраться, что он имел в виду.
- Вряд ли. Я видел, что он был ранен, было много крови, горела одежда, но её быстро потушила королева. Она, кажется, пыталась остановить у него кровотечение. Не волнуйся, я думаю, она смогла бы это сделать, потому что никогда не бывает голодной.