Все вампиры погибнут, и папа с Йозефом вместе с ними. Я скорбела бы об этом, если бы не погибла сама. А потом я вспомнила, как проводится ритуал обращения в вампира. Папу должны были закопать в землю на целый земной день. А световой день на планете будет длиться отныне сто восемьдесят нынешних суток. Папа будет лежать всё это время, зарытый землю, уже не живой, но еще не очерствевший без чувств, как большинство вампиров. И если за это время его не откопают, и землю над ним не размоет вода, возможно, он будет последним выжившим нечеловеком, совершенно точно сошедшим с ума. Вот что будет по-настоящему жутко. Может быть, мои догадки были неверными, и королева не стала делать его вампиром. Это было бы лучше. Я должна была знать наверняка, и стала набирать номер Йозефа.
- Охотник? - раздался в трубке голос короля. Из-за нахлынувшего на меня волнения я совсем не подумала о том, у кого сейчас телефон.
- Извините, мой король, - сбивчиво сказала я, - Можно мне поговорить с Йозефом?
- Я не буду искать Йозефа по всему убежищу! - возмущенно воскликнул король, но как-то не слишком уверенно. Мне показалось, что если бы я была чуть более настойчивой, я могла бы уговорить его отнести Йозефу телефон.
- Извините ещё раз. Может быть, тогда вы бы могли ответить на мой вопрос? Мой король, вы не знаете случайно, что с моим отцом, Китом Муром?
Я не понимала, зачем я говорю таким заискивающим тоном. И так была очевидна моя связь с охотниками, и я видела себя в списке раненых в критическом состоянии.
- О, мне так жаль, твой отец чуть не умер. Но Элиз спасла его, теперь он лежит под землей.
Я беспардонно бросила трубку, будто бы говорила не с королем. Большего мне было не нужно знать. Я поднялась со скамейки и вместе с Одри снова направилась к дому.
В квартирах охотников оказалось пусто, будто бы Винсент и Дуэйн передумали и решили уйти подальше от места, где им пришла в голову эта ужасная идея. В моей комнате, где все это и началось, не было никаких признаков того, что Дуйэн мог стрелять не в потолок. Я обрадовалась, однако это длилось не долго. Если их не было в доме, значит, они успели выйти из него, пока мы сидели во дворе с обратной стороны. Найти их в городе будет почти невозможным, Одри не знала никаких других баз. Мне хотелось сдаться, положиться на судьбу и снять с себя какую-либо ответственность оправданием, что я сделала всё, что могла. Но Одри помогла мне не поступить так. Она целенаправленно пошла в комнату с оружием, и мы взяли оттуда два пистолета. От меня не будет никакой пользы, я никогда не стреляла, к тому же пистолет казался мне тяжелым. Одри была куда более полезным членом команды, по крайней мере, она когда-то ходила в тир.
Одри спрятала пистолет в рюкзак с перевернутым крестом, смотрящимся нелепо для её возраста, я схватила чью-то забытую женскую сумку, и мы вышли на улицу. Я очень боялась, что Одри предложит разделиться, чтобы найти их быстрее. Если бы я осталась одна на улице, то, встретив их первой, я бы скорее обрадовалась нашему воссоединению, чем попробовала тем или иным образом остановить их. За это время я слишком привыкла, что каждую секунду на меня, по крайней мере, смотрит оператор по ту сторону экрана. Одри вряд ли почувствовала мой страх, но не стала предлагать разделяться, скорее по каким-то своим причинам.
Она наугад кивнула в сторону дороги, по которой я приехала, и мы пошли в том направлении. Мы прошли только несколько метров, когда я резко остановилась, впечатленная интуитивным знанием, внезапно пришедшим ко мне.
- Я знаю, где они. Если этот ритуал посвящен богу Солнца, они должны быть ближе к нему, у него на виду. Одри, они на крыше.
Кроме того, это было бы в стиле Винсента, устраивать представление всемирного масштаба на крыше высотки, с которой можно было бы рассмотреть треть города, если бы не другие, точно такие же одинаково высокие дома. Он бы определенно нашел в этом какой-то подтекст, который вертелся у меня на языке, но я не была способна оформить его в слова.
Одри посмотрела наверх, и, будто бы в подтверждение моих слов, мы услышали голос Дуэйна, который особенно громко на что-то выругался. То есть, здесь, с земли его голос казался довольно глухим, но я была уверена, что он как минимум ударился мизинцем об угол.
Мы снова пошли в сторону дома. Неизвестность пугала, но когда мы точно узнали их местоположение, мне стало еще страшнее. Может быть, крыша, будет закрыта, или там пьяные подростки, а вовсе не охотники, а, может быть, лифт остановится посреди туннеля и вовсе сорвется в шахту, забирая нас с собой. Но лифт плавно поднял нас на двадцатый этаж. На лестнице мы увидели сбитый замок под дверью, ведущей на крышу.
Одри рывком открыла дверь, и на мгновение меня ослепил солнечный свет. Я почувствовала запах разогретого асфальта, костра и чего-то железно-соленого. Они были там. Изначально я плохо их рассмотрела, всё было покрыто клубами серого дыма. По краям крыши стояли железные вёдра, из которых вырывался огонь (может, кто-то из соседей вызовет пожарных, и все закончится без моего участия?). Винсент окунал кисточку в банку с чем-то красным и рисовал на полу солярные знаки: диски, лучи и завитки. Я была уверена, в банке была кровь, я теперь её слишком хорошо узнавала. В этом даже не было ничего пугающего, это могла быть кровь свиньи или другого животного, о смерти которого мы не думаем за столом. Их религия, как и вампирская суть, была построена на ней: кровь вампира для оружия, кровь для другого ритуала. В середине его символов я увидела голову быка, настоящую, с дорожками крови вокруг основания. Вот чья это кровь.
- Интересно, как они притащили быка на крышу? Или они убили его еще в квартире? А где он у них жил? - шепотом спросила я у Одри, но она резко махнула на меня рукой. Никто не обратил на нас внимания, хотя вряд ли они могли не заметить, как мы вошли.
Дуэйн беспорядочно ходил по крыше, наступая на символы Винсента и оставляя красные следы за собой. В руках он держал бутылку, из которой периодически делал глоток. Дуэйн что-то бормотал, то ли это было какое-то заклинание, то ли его несвязный пьяный бред. Винсент периодически отвлекался от своих рисунков и подходил к Дуэйну, чтобы поправить растоптанные символы. Наверное, это могло продолжаться вечно, пока вся крыша не испачкалась бы в кровавых следах, и не было бы смысла пытаться проявить рисунок. Пьер ходил вдоль ведер с огнем и что-то подкидывал в них, отчего появлялись быстрые вспышки, и слышалось шипение. Я думала, это могли быть шишки или другие хорошо горящие растения, но они не придавали аромата, пахло по-прежнему бетоном и солью.
Мы с Одри долгое время молча смотрели за происходящим, даже не решаясь к ним обратиться.
- Винсент! - наконец, крикнула я, - Остановите это! Это безумие, мы все умрем!
Винсент отвлекся от своего занятия и посмотрел на нас так, будто бы действительно только что увидел. Он подошел ко мне с кисточкой в руках, с которой стекали красные капли, и поцеловал меня в лоб. Я не испугалась и не удивилась.
- О, Эми! Я бы все равно пригласил тебя в театр, когда бы все закончилось, но тебе повезло больше. Ты побываешь на глобальном представлении, в день, когда изменится весь мировой порядок.
- Ты бы позвал меня в театр? - спросила я и тут же почувствовала себя глупой. От моего неловкого вопроса в момент, когда решается судьба планеты, мне захотелось провалиться под землю даже больше, чем от того, что я нахожусь на крыше с сектантами.
- Непременно! Это будет красиво, Эми! Ты увидишь, как всё оно распадается, как рушатся города, люди и даже само небо! Разве не этого мы все хотели? В тот момент, когда почувствовали обиду от несправедливости того, что мы должны пойти на корм вампирам, что нас любят меньше других, что остальные в этот момент будут сидеть в своих уютных квартирах со своей семьей и смотреть по телевизору на наши унижения? Если мы должны умереть, почему весь мир имеет право существовать дальше? Разве не справедливее было бы, если ты умираешь так нелепо и таким молодым, чтобы весь мир канул в бездну вместе с тобой? Если Рене и Дебби умерли, почему время не должно остановиться?