-Мама забыла сходить на голосование.
Первым моим импульсом было выйти из машины и бежать вдоль по улице, как можно дальше от этого известия. Я осталась на месте, даже не вздрогнула, лишь вцепилась пальцами в сидение, будто пыталась удержать себя от побега. Никого из нас не было дома, и никто не сказал маме, что сегодня день голосования. Иногда она теряла ощущение времени, во время обострения своей болезни мама не могла назвать и нынешний год. Но в последнее время она принимала таблетки исправно, мы ничего не слышали про её войну против вампиров, у неё даже появились новые интересы вроде компьютерных игр. Тем более, про День Любви не нужно было никому напоминать, все держали эту дату в голове и думали о ней в течение всего года. Забыть о нём, было ещё менее вероятно, чем про Новый год, когда вокруг все наряжают елку и развешивают гирлянды. Но мама не так часто выходила из дома, а телевизор она включала всё меньше и меньше, проводя все больше времени за играми. Мы недавно говорили с ней об этом дне, чтобы проверить, проголосуют ли её друзья за неё, но этого не хватило.
-Папа! А как же ты? Она же голосовала за нас обоих.
-Видимо кто-то из моих поклонников проголосовал за меня.
-А её друзья?
-Я сказал ей никому не открывать дверь и не отвечать на телефонные звонки.
Папа говорил, опустив голову, будто бы провинившийся мальчик. Я понимала, что ему было стыдно и страшно, ведь это он всегда защищал маму, утверждал, что ей можно доверять. Он любил её, несмотря на все мамины особенности и окружающих папу женщин.
-Детка, поедем домой?
Машина плавно двинулась, папа сосредоточился на дороге. То ли сейчас ему было трудно удержать внимание, поэтому он с таким усердием смотрел вперёд, то ли он отчаянно вцепился в дорогу взглядом, чтобы немного отвлечься. Я пыталась понять свои ощущения от горя, которые я никак не могла дифференцировать, через папу. Должно быть, я тоже онемела от страха и сейчас должна начать искать вещи, которые бы меня отвлекли. Я включила музыку, специально поставила диск, чтобы не наткнуться на радиоэфир о результатах голосования. Автор песни оповещал меня, что это потрясающе - быть причиной шумного вечера.
За окном мелькал мой убогий район, в котором я провела детство, и мне стало невероятно обидно от того, что, наверное, сейчас я с ним прощаюсь. Вряд ли я потрачу свое оставшееся время на то, чтобы вернуться сюда снова. Я старалась запомнить вывески безымянных магазинов, безвкусные дома и яркие граффити. На светофоре, где не работал зеленый свет для пешеходов, мы притормозили. Это было мое любимое место, отсюда видна огромная толстая труба завода, наверняка, производящая кроме плохой атмосферы ещё и облака над нашим городом. В детстве я думала, что это жерло вулкана, заключенное в бетон. Может быть, так оно и было. Я до сих пор не знала, что там производят. Можно было бы спросить у папы, но я решила, что пусть это останется тайной для меня. Когда меня будут отвозить вампирам, может быть, перед самым уходом я все-таки спрошу.
Дома становились всё разнообразнее, город постепенно менял свои спальные районы на сверкающий центр. Когда разница стала слишком очевидной, я перестала смотреть в окно. Наверняка, я ещё захочу погулять по городу около своего дома, оставлю эти впечатления на будущее, которое вдруг все стало недалеким.
Когда папа остановил машину, он обнял меня ещё крепче, чем Одри. Мне снова захотелось заплакать, но я сдержалась в отличие от папы. Он гладил меня по голове, а я вцепилась в его свитер, на какое-то время почувствовав себя в абсолютной безопасности под папиным присмотром. Он не был похож на тех мужчин, и тем более отцов, которые могли вызывать подобные чувства, но в детстве этого невозможно осознать, а сейчас я чувствовала себя именно маленькой девочкой.
Когда мы вышли из машины нас кто-то сфотографировал. Я вспомнила ту мерзкую историю, когда какой-то блогер, не знакомый с биографией папы, выложил нашу фотографию на премьерном показе его фильма с подписью «Кит Мур с новой подружкой». Более серьезные журналисты, конечно, подобного себе не позволяли. Я несколько раз попадала вместе с папой в объективы их камер, и в одной из статье меня даже назвали «дочерью знаменитости с инопланетным взглядом». Мне было приятно, хотя может быть, это и не был комплимент. Большие глаза достались мне, скорее от мамы. Иногда, когда она поднимала взгляд, действительно казалось, что она прибыла с другой планеты.
Когда мы зашли в дом, мама сидела на кухне за столом, поставив перед собой ещё не открытую бутылку рома. Её узкие девчачьи плечи под тонкой майкой с тонкими лямками дрожали. Одной рукой мама сжимала пустой стакан, другой натягивала как можно ниже свою милую юбку с цветочками, пытаясь прикрыть новые ссадины на острых коленях. Иногда, когда мама боялась, она падала на пол и заползала в какой-нибудь тёмный угол, как испуганный зверек.
-Эми, я не хотела, я забыла, что мне нужно голосовать. Ты же веришь мне?
Я видела, что она тоже боится, как и папа. Иногда во мне просыпалась необоснованная жестокость, первым моим импульсом было сказать, что я не верю. Папа подошёл к столу и забрал упаковку с таблетками, которые, возможно, она хотела принять вместе с алкоголем. Он сделал это молча, не пытаясь предостеречь маму от опасности и не сказав ей ничего хорошего, как он делал обычно. Что же теперь будет с ними, когда я умру. Моя жестокость сменилась жалостью, такой огромной, что казалось, она разбивала меня изнутри.
-Конечно, мама, ты это сделала случайно. Мы сами тебя не предупредили.
Я подошла к ней, хотела погладить её по плечу. Но мама меня опередила, она вскочила со стула и приблизилась губами к моему уху. Мама зашептала возбужденным голосом, будто бы делилась со мной большим секретом:
-Но я знаю, как убить вампира, во мне течет кровь Охотников, потому что я избрана Богом Солнца, чтобы очистить наш мир от кровососущих демонов. Ты-моя дочь, ты тоже избранная, поэтому мы вместе с тобой убьём их всех.
Мне захотелось громко выругаться. Я могла пожалеть и, наверное, даже простить маму, но я не собиралась выслушивать этот бред. Я заставила себя кивнуть и пошла к двери.
-Хэйли, оставь её,-вмешался папа, но мама всё равно пошла за мной.
-Или же король Габриэль нам поможет, я знаю его лично. Да, он не допустит этого, если я его попрошу.
Мама сказала это более ясным голосом. Я все-таки выругалась и вышла из кухни.
У меня не было времени, чтобы посвятить его самой себе, но я пренебрегла этим и заперлась у себя в комнате. Она показалась мне скучной, будто бы её хозяйка полностью лишена индивидуальности. Никаких плакатов, фотографий и статуэток. Только полки с книгами, кровать с ортопедическими подушками, огромный шкаф для одежды, наполовину заполненный другими вещами, которыми бы стоило украсить комнату, да компьютерный стол с клубком зарядок для разнообразной техники под ним. В детстве я хотела себе комнату с розовыми стенами, как в кукольном домике, и табуном лошадок, расставленных по углам и украшающих лампы и покрывала. Но я жила с бабушкой практически за её счёт. Когда я была подростком, мне хотелось завесить мои стены плакатами, стол заклеить стикерами с двусмысленными надписями и везде разбросать банки от энергетических напитков и газировки. Когда я поступила в институт, мне хотелось повесить хотя бы плакат с циклом Кребса и выставить на стол микроскоп, пылящийся в коробке в шкафу. Я завидовала людям, которые могли это сделать, но, тем не менее, себе я не могла позволить так демонстрировать себя.