Пусть это в очередной раз даст понять ему, какая пропасть нас разделяет.
Менталист досадливо дернул уголком рта, показав тем самым, что ему действительно неприятен мой нарочито вежливый тон. Но почти сразу спрятал все свои эмоции под маской демонстративного равнодушия.
— Мне непонятно, почему вы, виера Алекса Врейн, столько лет мучилась под дверьми моего дома, — холодно сказал он, вернув мне той же монетой. Криво ухмыльнулся, добавив: — Почему вы не вошли и не нажаловались на Фелана сразу же, как осознали, что обречены снова и снова видеть этот сон? Вы ведь должны были понимать, что я обязательно приму меры, и все прекратится.
Почему я не постучалась к нему в дом сразу, как только этот сон начал посещать меня?
Я печально улыбнулась и опустила глаза. Взяла все-таки в руки бокал и задумчиво качнула его, любуясь, как кроваво-красная жидкость переливается в отблесках пламени камина.
Какой сложный вопрос. Если бы я только знала на него однозначный ответ! Наверное, прежде всего я боялась. Боялась, что Норберг действительно сделает строгое внушение своему брату, и все прекратится. И я даже во сне не увижу больше улиц своего любимого города, в котором не была уже много лет. Но самое главное — у меня больше не останется ни малейшего шанса на новую встречу с Норбергом. Ведь все эти годы я тоже жила надеждой. Что когда-нибудь обязательно наберусь храбрости и все-таки постучусь в заветную дверь, за которой меня пообещали ждать вечность.
Я испуганно подняла на Норберга глаза. Ох, он ведь слышал все это! Наверняка сейчас поднимет меня на смех. Скажет, что я слишком много воображаю о себе.
Но он молчал. Глядел в камин отсутствующим взглядом, и огонь отражался в его глазах, от чего те казались совершенно алыми.
— Простите, — на всякий случай извинилась я. Подумала немного и чуть слышно исправилась: — Точнее, прости...
И еще одна долгая невыносимая пауза из числа тех, которые так и тянет разорвать отчаянным криком. Лишь бы тишина перестала так невыносимо сильно давить на уши! Лишь бы сердце хоть немного сбавило ритм, перестав рваться из грудной клетки наружу!
— За что ты извиняешься? — спустя вечность, наполненную моим страхом того, что Норберг уйдет, спросил он.
Вместо ответа я лишь пожала плечами. За все, наверное. За то, что эти годы каждый свой сон проводила у дверей его дома, не смея постучаться. За то, что где-то в глубине своего глупого наивного сердца продолжаю надеяться на чудо, которое позволит нам когда-нибудь быть вместе. И все мои мысли, все мои мечтания — как тончайшие нити, связывающие наши судьбы воедино. Наверное, это самая худшая из всех возможных пыток. Знать, что счастье так близко, но не сметь отдаться во власть эмоций.
— Знаешь, Алекса, на самом деле мы виноваты оба, — вдруг негромко сказал Норберг. Поднял было бокал ко рту, но тут же опустил его, так и не сделав глотка. Взглянул на меня, и я заметила, как уголки его рта дрогнули в печальной улыбке. Тихо сказал: — Ведь все эти годы я догадывался, что ты стоишь там. Каждую ночь обещал, что уж сегодня-то точно выйду к тебе, обниму и не дам уйти. Но постоянно трусил.
— Трусил? — удивленно переспросила я.
Н-да, Норберг выбрал очень странное определение для своего поведения. Кем-кем, а трусом его точно назвать нельзя.
— Да, трусил, — грустно признался Норберг и все-таки сделал крохотный глоток из бокала. — Боялся, что ты кинешь мне в лицо какое-нибудь оскорбление и навсегда уйдешь. Пока я чувствовал твое незримое присутствие за дверью, я точно знал, что ты еще помнишь обо мне. И, наверное, вспоминаешь...
Он не закончил фразу. Да это было и не нужно. Я без проблем поняла, о чем он говорит.
Вспоминала ли я эти годы Норберга? О да. Каждый день. И, не буду скрывать очевидное, эта память о нем изрядно скрашивала серость и обыденность наступившей размеренной жизни, наполненной заботой о детях и муже. Я так долго мечтала о спокойствии, но когда оно наконец-то наступило, то вдруг начала жалеть об утраченных приключениях. Правда, никогда не осмелилась бы признаться в этом даже себе.
Я в свою очередь тоже пригубила бокал. Пряный и неожиданно крепкий напиток приятно обжег нёбо. Затем я устремила взгляд в камин, где медленно умирало пламя. Изредка оно еще выпускало длинный оранжевый хвост, но дрова почти прогорели. Совсем скоро огонь погаснет. И это значит, что ночь подходит к концу.
И в самом деле, тьма, клубящаяся по углам комнаты, начала сереть. Магическая искра еще ярко горела под потолком, но вскоре нужда в ее услугах иссякнет.
— Пора возвращаться.
Я так и не поняла, сказала ли это вслух, или только подумала. Но Норберг вдруг с такой силой стиснул руку, что раздавил хрупкий фужер. Осколки блестящим водопадом упали на пол, а его ладонь окрасилась в красный от вина, щедро смешанного с кровью.
— Что ты делаешь?! — закричала я, не заметив, как оказалась рядом.
Норберг поднес ладонь к лицу, словно не веря, что поранился. Нахмурился, задумчиво наблюдая, как кровь течет по коже, пропитывая лацкан его белоснежной рубашки.
— Это надо перевязать, — решительно проговорила я. Наклонилась и безжалостно оторвала длинную полосу от подола платья. Демоны с ним! Оно мне никогда особо не нравилось.
Но когда выпрямилась — комната вдруг покачнулась перед моими глазами. Закружилась, погружаясь в темный водоворот небытия. И я проснулась.
Вздрогнула и открыла глаза, уставившись в окружающую меня темноту и слыша ровное дыхание спящего рядом мужа. Стыдно признаться, но первым моим чувством была досада. Как жаль, что все закончилось! Норберг ведь обещал, что переговорит с Феланом. А значит, мы вряд ли больше встретимся.
Я перевернулась было на другой бок в отчаянной попытке заснуть и вернуться. Но в колыбели, приставленной к нашей общей кровати, тоненько запищала Рия, моя младшая дочь. И я с усталым вздохом села, осознав, что ночь для меня закончилась.
Кстати, я почти не удивилась, когда позже этим же утром обнаружила, что подол моего домашнего платья порван. Но обдумать этот факт как следует не успела, захваченная вихрем домашних забот и хлопот.
Вечером я ложилась спать с тяжелой мыслью о том, что сказка закончилась. Больше я не буду стоять под дверьми дома Норберга. И больше я не буду чувствовать, что здесь меня все еще ждут.
И тем большим было мое удивление, когда я вдруг обнаружила, что вновь стою на улице подле знакомого дома и вновь льет проливной дождь.
— Иди.
На сей раз Фелан не стал мучить меня ожиданием, а появился сразу. Судя по всему, блондин был очень зол. С тихим шелестом над нами распахнулось заклинание, защищающее от дождя, поэтому я не успела вымокнуть как следует.
— Иди к нему! — с напором повторил Фелан, и его зеленые глаза раздраженно засверкали, как у кошки, которая случайно выпустила из когтей полузамученного мышонка, а тот вдруг сделал отчаянный рывок и спрятался в норе.