— Розали! — отчаянно крикнул я, задирая голову к небу.
Оно безмолвствовало, зато Люциан ругался так, что на поляну выскочили практически все разбойники, охваченные страхом и диким беспокойством. Я читал это на их лицах. Они боялись меня, они помнили, что произошло в прошлый раз, когда я потерял контроль над собственной магией.
— Форг, услышь меня! — ревел Люциан по ту сторону пламенной завесы. — Убери это сейчас же, и мы поговорим.
Он не выглядел человеком, способным на спокойный разговор, и я подозревал, что Люциан схватит меня за горло и начнет трясти, как тряпичную куклу, чтобы выбить все подробности, или же схватит за горло и свернет шею, как только узнает, что я отпустил Розали одну в неизвестность, но я все-таки убрал огненную завесу.
— Боги, ты цел, — тут же услышал я голос Норда, который первым подбежал ко мне, если так можно назвать быстрое ковыляние в мою сторону.
Старик опустился на колени и сжал мою голову ладонями, стараясь заглянуть в глаза.
— Она жива? — спросил он, глядя пристально и не мигая. На его лице читалась решимость и готовность принять любой ответ, и я слабо кивнул, насколько позволяла его железная хватка.
— Мальчик мой, слава богам, наша Розали жива, — прошептал Норд, тут же оседая на землю прямо в снег. — Как же мы за вас волновались, как с ума сходили…
— Где она? — жестко спросил Люциан, возвышаясь надо мной и загораживая красные лучи заходящего солнца. — Где моя сестра, Форг?
Я отрицательно покачал головой, не желая признаваться в своей слабости и боясь, что разревусь, как последний юнец. В глазах уже закипали злые отчаянные слезы, но я сцепил зубы и безмолвствовал, стараясь дышать глубоко и размеренно.
— Я буду спрашивать, а ты кивай, — ласковым тоном произнес Норд, наклоняясь ко мне и сжимая сухими ладонями мои трясущиеся плечи, и я кивнул.
А что мне еще оставалось делать?
— Вы добрались до города древних? — задал он первый вопрос, и в глазах старика мелькнул не просто дикий интерес, а возбуждение, которое окрасило потухший некогда взгляд яркими красками.
Я утвердительно кивнул головой, а Люциан зарычал, схватив меня за шкирку, как нашкодившую скотину, вздернув рывком на ноги.
— Мне эти игры в молчанку неинтересны, — сказал он, скалясь прямо мне в лицо. — И огонь твой не страшен, когда я умею вот так! — он схватил меня за шею, как я и предполагал, сдавив с такой силой, что воздух разом покинул легкие, и удушливый спазм разбил мое тело параличом.
— Отпусти его! Сейчас же! — громовым раскатистым голосом приказал Норд, становясь шире в плечах и суровее, чем самый древний из древних. — Он всего лишь ребенок, Люциан, и мальчик не виновен в том, что с ним нет Розали.
— Ты в этом так уверен? — усмехнулся Люциан, тряхнув меня, как мешок с сухой травой. — А вот я разумею, что малец-то получил, что хотел, не так ли? Вырос чуть не на голову, в плечах раздался, заматерел, и все это за холодную пору? А, раз он такой сильный и могучий, то мог мою сестру от любой напасти защитить, так? Только вот он сейчас здесь, перед нами, а Розали нет и в помине!
На последнем слове Люциан снова сорвался на бешеный окрик, сдавив мою шею во второй раз. Я едва не лишился сознания, хрипя и даже не пытаясь вырваться. Руки ослабли, упав вдоль тела, по щекам полились горькие соленые слезы, а ноги подогнулись. От нехватки кислорода я видел лишь тьму вокруг и радовался ее приходу, зная, что заслужил.
Я виновен в том, в чем обвиняет меня Люциан. Я обрел свою силу, глядя на то, как жизненная сила покидает Карриена и перетекает в мое тело, я усмирил огонь, не зная, как им управлять, но уже умея многое, потому что река Забвения подарила мне память моих предков. Я научился даже тому, как настраивать связь между такими, как мы, нелюдями, магическими существами, иными. Я многое осмыслил за холодную пору, но не смог одного-единственного — удержать Розали.
И снова боль вспыхнула огненным заревом в сознании, выжигая остатки кислорода. Кажется, я все же упал в снег, успев осознать, как жесткий наст царапает мое лицо.
— Форг, мальчик мой, — звал меня Норд тревожным обеспокоенным голосом. — Да что же это такое?
Приподнявшись кое-как на локтях, я оглядел палатку, такую до боли знакомую. Даже на столике, как и в те дни, когда я валялся тут без сознания, время от времени приходя в себя, стоял графин с водой и пустой стакан.