Признаться, эта деталь поразила меня больше, чем все чары в рассказе Сержа. Воссоздавая одежду жителей городища, принадлежавших к обширной правобережной культуре, мы бились над многими вопросами, в том числе о застежке рукава. Художники, иллюстрировавшие недавно большой академический сборник, старались «прятать» запястья воинов чаще всего за щитом… Только недавно высказали наиболее обоснованное предположение, что рубаху шили с широким рукавом, который ушивали по руке воина. Серж об этом знать не мог…
Я промолчал. Но, честно признаться, начал куда внимательнее слушать сбивчивую повесть, часто задавать вопросы. Сам того не зная, Серж превращал ворох отрывочных археологических сведений в гармоничную стройную систему; одной небрежно брошенной деталью заполнял пробелы, десятилетиями мучившие ученый мир. Походя разбил он многие гипотезы, опять-таки ему неизвестные, поскольку публикаций не было. А некоторые подтвердил, в том числе - о радость! - и мои. Морозцем обжигало мне спину, как у (Сержа ночью от звона удил, когда он принимался описывать какой-нибудь предмет сбруи, оружия, быта, даже не зная его названия и являя при этом поразительную точность!
Короче говоря, пока Серж вещал, мои вопросы были серьезными, а ответам я верил и невольно прикидывал, какую бурю могут вызвать некоторые откровения…
Съехав с холма, воины пускали коней в галоп. С громким гомоном и посвистом валили по мокрой, разъезженной копытами равнине. Лебедиными крыльями взметая гриву, на отшибе от гнедых и каурых, стелился белый гиппогриф, в мыслях прозванный Сержем «машиной времени». Можно было разобрать, как вьются волосы маленькой амазонки и солнце вспыхивает на ее поясе…
Проводив ее взглядом до голого, черного, как на гравюре, леса, где в далеком будущем возникнет село Хо- тово, Серж отвернулся и уверенно зашагал к воротам детинца. Еще несколько шагов, и но другую сторону гряды стал виден сидящий, как толпа цыплят под крылом наседки, дымный посад. Дымило скопище двускатных, прямо из земли растущих крыш. В громадной луже возились дети, укутанная баба тащила бадью из колодца, на другом конце посада жгли солому в яме - возможно, для гончарных надобностей. Серж нашел глазами свой дом и вспомнил, что обещал младшим братьям зарезать сегодня петуха. Да, да, он был кузнецом и ювелиром, и его назначили в конницу резерва на тот случай, если отряд будет разбит и придется защищать подступы к городищу.
Мне показалось, что я чего-то не уловил. Серж объяснил, что, начиная с момента, когда он обнаружил на себе кожаные доспехи, им постоянно ощущалось некое раздвоение сознания. Причем личность Сергея Ивченко, металлофизика XX столетия, отступила в тень, лишь контролируя душу архаического славянина - молодого кузнеца и рубаки, кормильца многодетной семьи, раболепно влюбленного в «царицу». Пожалуй, именно бездействие собственных чувств уберегло на первых порах моего друга от ужаса перед многовековым «расстоянием» между жизнью нынешней и прежней…
Итак, человек с двойным сознанием, утопая сапогами в дорожной хляби, взобрался на детинец. Там, в ограде из массивных заостренных колод, сгрудились полуземлянки «гарнизона» и навесы для коней. На круглой центральной насыпи торчали разновысокие, топорно вытесанные кумиры, словно семья опят на пне: зубы вставлены настоящие, медвежьи, глаза обведены кругами охры.
Ворота охранялись. Серж (то есть кузнец) перекинулся соленой шуткой с караульными. Контролирующий разум моего друга понимал все-таки не столько язык, сколько общий смысл и настроение.
Похоже, что бравый воин резерва чуть ли не до захода солнца хлестал из жбана хмельное пиво под навесом, заедая хлебом с чесноком, да играл с товарищами в кости. Как я и предполагал, играли на арабские серебряные монеты. Воины помоложе горячились, хватали друг друга за грудки; старшие, время от времени выжимая хмель из длинных усов, держались спокойно и рассудительно, даже когда проигрывали. Из собственных россказней в застолье Серж понял, что кузнец уже не раз нюхал кровь дерзких кочевников; топором вышибал их из седла, закалывал кинжалом, стрелами топил плывущих. Дождались весны - опять набежали, ну что ж, повеселимся на славу…
В конце концов драку затеяли именно старшие.
Рыжий шорник обвинил степенного хлебопека в жульничестве, запустил в него игральными костями. Хлебопек неторопливо отжал пиво из длинных усов - и вдруг коршуном бросился на обидчика. Оба покатились по земляному полу. В эту минуту, дико крича, на взмыленном коне подлетел вестник…
Пришел черед Сержа спускаться на рослом гнедом жеребце по скользкому склону, левой рукой с намотанными поводьями держа рукоять красного щита, правой судорожно сжимая топорище…