В свое время такая субмарина, вероятно, считалась чудом инженерной мысли, намного превосходящей все, что могла сотворить любая нация на Земле. Но теперь это судно пребывало в жалком состоянии небрежения и ненадлежащего использования. Металл, в тех местах, где его не покрывали масла и грязь, был изъеден ржавчиной. Несколько латунных штанг управления были погнуты, или же их заело в удерживающих проржавевших железных кольцах. Стекла на приборных щитках двигателя потрескались или заросли грязью, а пар, выходящий из двигателя, свидетельствовал об утечках.
По всем этим признакам я пришел к выводу, что изначально субмарина не принадлежала морлокам, что они завладели ею каким-нибудь бесстыдным способом и использовали для своих подлых целей, даже не помышляя о том, что она нуждается в регулярном обслуживании. Как и большинство мародеров, они получали удовольствие, видя, как вещи, принадлежащие другим, выходят из строя и разрушаются под их грязными сапогами.
Кому же тогда могла принадлежать эта субмарина в прошлом? Хитрости ее механической конструкции превосходили все, что производилось на поверхности Земли, но, приглядываясь повнимательнее, я обнаружил в ней кое-что занятное. Разные панели и углы механического устройства были декорированы выгравированными линиями, которые образовывали сложные закономерности кривых, использовавшиеся древними кельтскими художниками в далеком прошлом Британских островов! Я изучал древние артефакты и считал себя кем-то вроде археолога-любителя, а потому легко узнал замысловатые узелковые орнаменты и стилизованные рисунки, правда, здесь они были нанесены не на броши и рукоятки кинжалов, а на сложные технические устройства.
Вот уж воистину загадка. Древние британцы наверняка не владели ни знаниями, ни ресурсами, необходимыми для создания такого механизма. Но кто в те времена мог владеть ими?
Мои размышления были прерваны звуком морлокских голосов. Я понял, что они, громко споря о чем-то между собой, направляются ко мне. Несколько морлоков протиснулись в дверь и окружили меня, привязанного к латунной стойке.
На сей раз они обошлись со мной гораздо мягче. Один из них поднял меня на ноги, развязал руки, оттолкнул от стойки, а потом снова связал руки за спиной. Их возбужденная трескотня продолжалась, когда они, вытолкнув меня в дверь, повели бог знает куда.
Я впервые так близко наблюдал врагов человечества. Бледная липкая кожа их лиц и рук при близком рассмотрении выглядела еще отвратительнее, чем издали, а белокурые, льняные волосы, ниспадавшие по лбу на шею, придавали их облику дополнительную мертвецкую нотку. Один пугающе напомнил мне мертворожденных младенцев с прозрачной кожей, которых хранят в банках со спиртом в медицинских колледжах.
Мои тюремщики были одеты в коричневую военную форму со знаками различия на рукавах. Правда, я не увидел ни малейшего раболепия или уважения со стороны младших по отношению к офицерам: все они кричали, били друг друга в грудь и по плечам, чтобы придать вес своим аргументам с помощью взаимной грубости. Их глаза были скрыты круглыми линзами из синего стекла, и, если эти стекла сдвигались в сторону по лицу морлока, огромные выпученные глаза щурились из-за боли, которую несло освещение субмарины, и морлоки спешили вернуть линзы на их прежнее место.
Они торопливо провели меня по центральному коридору в рубку, куда направлялись все латунные штанги управления, проложенные по потолку. Здесь они соединялись с различными рычагами и зубчатыми колесиками, с помощью которых управлялся двигатель. Другая группа латунных штанг выходила из рубки в коридор и шла в разных направлениях. Насколько я понял, они служили для управления плавниками и другими подвижными элементами. Благодаря целой системе линз и зеркал они могли наблюдать за тем, что происходит снаружи корпуса под разными углами видимости. Я понял, что именно таким образом морлоки и увидели, как я цеплялся за их субмарину.
Но самая удивительная вещь из находившихся в рубке вовсе не принадлежала к числу судового инструмента. У основания пульта управления лежало, скорчившись, неподвижное тело. Когда я под охраной вошел в рубку, поначалу принял эту фигуру за груду одежды для стирки, потом решил, что это спящий, пьяный или по какой-то иной причине лишившийся сознания морлок. Только когда мой сопровождающий подтолкнул меня поближе к этой груде одежды, я понял, что передо мной мертвое человеческое существо.
Причина смерти этого человека сразу же стала мне ясна. Одна его лодыжка была пристегнута к тяжелой металлической цепи, тянущейся к пульту управления. Посредством долгих, настойчивых усилий этот человек явно сумел заточить до остроты ножа о грубый рельефный пол одно из звеньев цепи. А потом использовал эту самоделку на своих запястьях. На полу вокруг тела виднелась лужа засохшей крови.