– Вы подождите секунду-другую, – пробурчал я с легкой ноткой раздражения. – У меня к вам тысяча вопросов, хотя, какой толк будет от этой информации, мне в данный момент не понять.
Одеваясь, я обвел недружелюбным взглядом помещение, в котором оказался. Весь его вид говорил о былой роскоши. Сама кровать, в которой я лежал, приходя в себя и восстанавливая истраченные силы, представляла собой не что иное, как просевшие груды парчи и других изысканных материалов, грязных после многих лет использования и небрежного обращения. На стенах темного камня висели тяжелые расшитые портьеры, но и их время не пощадило. Их разодранные середины проседали к полу, как старческая кожа.
На всем явно чувствовалась очевидная печать влаги и гниения, словно пары́ сточной системы проникали сюда через каждый атом находящихся здесь вещей. И моя собственная кожа ощущала что-то в этом роде, претерпевая пронзавшие плоть до самых костей изменения, вызванные пребыванием в сточной системе. Меня невольно трясло, когда я надевал на себя одежду, которая на самом деле высохла не до конца, и это чувствовали мои конечности. Какие ужасные метаморфозы произойдут со мной, если я в скором времени не вернусь под солнечные лучи, которые освещают наш наземный мир?
Клэггер все еще ждал моих вопросов.
– Что это за место? – спросил я. – Насколько я понимаю, это и есть то самое место, куда вы собирались провести нас, поскольку, судя по вашему виду, оно не вызывает у вас опасений. – Я пока отложил вопрос о том, как он и Тейф спаслись, не утонув в том подземном океане. Просто это был еще один пробел в моем знании, который предстояло заполнить.
– Оно самое, – сказал Клэггер, энергично кивая в подтверждение моих слов. – И немногие трешеры могут его найти. Потому что из всех тех, кто знает о его существовании, как его найти, известно лишь единицам.
– Не сомневаюсь в ваших обширных знаниях. – Рыбацкое хвастовство старого трешера начало меня утомлять. – Но все же… Что это за место?
Седые брови старика вспорхнули вверх ввиду важности этого откровения.
– Не что иное, как Мир потерянной монетки.
– Никогда о таком не слыхал.
– Что ж, ваше невежество вызывает только сожаление, хотя его и разделяют все те, чья нога никогда не ступала в царство сточной системы. Даже зеленый мальчишка, залезающий в уличные люки, чтобы достать оттуда уроненный кем-то через решетку крышки шиллинг, слышал об этом месте.
Я надел туфли и встал. Влажный холм моей кровати благодарно вздохнул, как отпущенное на свободу животное.
– После одного не так уж далекого вечера, – сказал я, – когда я впервые разговаривал с нашим общим другом доктором Амброзом, передо мной несколько раз открывалась все новая степень моего невежества. Единственный другой факт, с которым я познакомился в тот вечер, сводится вот к чему: любой, кто обладает каким-то знанием, пойдет на какие угодно уловки, чтобы превратить свое знание в таинство.
– Да-да, тут вы правы. – Он проглотил мой комментарий и глазом не моргнув, хотя не мог не понять, что я намекаю на него. – Могу вам сказать, что доставить сюда этих людей, убедить их рассказать о себе потребовало немалой настойчивости. И имейте в виду, я задавал вопросы вовсе не из праздного любопытства. Все это делалось в целях высочайших интересов науки и истории.
– Не сомневаюсь. И где же результаты вашего… м-м-м… расследования?
– Ах, мистер Хоккер, у меня есть столько всего рассказать, что во рту все пересохнет, несмотря на здешнюю влажность. Так что подождите чуток и вскоре узнаете всё за лучшей снедью и выпивкой, какие только может приготовить здешний народ без благодати созданного богом солнца и зелени, которая идет в рост под его лучами. Но они стараются изо всех сил, в чем вы вскоре сами убедитесь.
– «Они?» – повторил я следом за ним. – Кто же такие эти «они», кто обеспечивает все это?
– Тс, Хоккер, попридержите ваши вопросы. Хотя мне и известно немало, есть люди, более способные дать вам ответы, включая человека, который первым рассказал мне об этом месте. Так что потерпите, они вскоре закончат подъем субмарины, которая утонула под вами, а это должно заинтересовать нас обоих.
Я подавил в себе негодование и последовал за ним из комнаты. Как и все другие тайны, предшествовавшие этой, эта тайна явно тоже будет раскрываться постепенно. Чем бы все ни кончилось, мои приключения по сей час превосходно обучали меня искусству терпения – этого у меня уже никто не отнимет.
Коридор, по которому мы шли – стены здесь были такие же влажные, как и в комнате, где я проснулся, – был освещен грубо сработанными факелами, которые давали не только неустойчивый свет, но и приторный, смоляной запах. Я отметил, что факелы были закреплены на латунных креплениях, которые, как машинерия субмарины, были украшены рисунками, основанными на британских и кельтских орнаментах. Замысловатая, переплетающаяся вязь, несмотря на все мастерство, требовавшееся от ее создателей, теперь казалась странным образом похоронной, как и росписи на надгробных камнях вымершего народа. Их вид вызывал у меня чувство подавленности, какое я испытал всего раз в жизни, когда Амброз своими магическими способностями показал мне, как выглядит разрушенный Лондон, захваченный и уничтоженный морлоками в самом конце времен, и по моему телу прошла дрожь, потому что холодный ветерок в проходе пробрал меня до мозга костей и проник в мою душу, и я ускорил шаг, следуя за Клэггером.