— На самом деле ты не трус, Драко, — вымолвил Поттер, крепко держась за перила. — Хотя я тебя таким считал, но я понимаю, что был не прав. Я сейчас объясню, — Малфой кивнул.
Он решил дать Гарри возможность выговориться: беседа отвлекала гриффиндорца от своих мыслей, и если это — цена за вытаскивание Поттера из лап вины и смятения, то он согласен обсудить свою жизнь. К тому же в последнее время с ним мало кто в принципе разговаривал.
— Тебе было страшно из-за задания, данного Лордом, но ты отказывался от помощи, полагаю, по двум причинам, — продолжил Гарри. — Первая: ты хотел выслужиться перед Волдемортом, чтобы защитить семью, а для этого нужно было все сделать самостоятельно, без чьей-либо помощи, и тем самым доказать, что ты силен и на тебя можно положиться, а значит, тебя и твою семью трогать нежелательно. Аналогично про Дамблдора: тебе сложно было поверить, что он смог бы защитить твою семью, к тому же давно известно, что Малфои не очень-то жаловали директора, в том числе твой отец, а ты был воспитан в убеждениях, что не мог доверять просто так — просто чтобы довериться кому-то. К тому же воспитание сыграло роль и в твоем отношении к магглорожденным, но ты меняешься, Драко. Я несколько раз замечал, как ты вполне искренне беседовал с магглорожденными первокурсницами, — губы Гарри тронула робкая улыбка. — Рассказывал им, что где находится, одну даже провожал. Было же такое? — Малфой в смятении кивнул. — Ну, вот… И к тому же ты смог найти в себе силу воли признать свою неправоту во время войны и по-настоящему начать меняться в лучшую сторону. Это на самом деле дорогого стоит. Признать себя неправым — на это решается далеко не каждый. Я, например, так и не смог во многих случаях. По этой причине я считаю тебя сильным человеком. И я верю, что ты еще покажешь себя в положительных аспектах, и фамилия Малфой перестанет быть синонимом слова «Пожиратель», а станет показателем хорошей семьи.
Драко с изумлением смотрел на парня, которого долгие годы считал своим врагом. Однако сегодняшняя ночь доказала им обоим, что они были чертовски не правы: на самом деле они вполне могли сдружиться, если бы не разность воспитаний и вера в навязанные убеждения со стороны Драко и болезненное, ненароком внушенное чувство вины перед всеми просто за то, что выжил, и несчастливое детство у Гарри повлияли на построение их плохих взаимоотношений. В конечном итоге результат оказался одинаков: война окончательно их сломала.
Обоих.
И если Драко решил делать вид, что его ничего не касается и лишь наедине с собой мог признаваться в своей боли, то Гарри со свойственной ему решимостью приблизился к страшному выбору завершить эту горечь. А теперь они, несмотря ни на что, смогли перейти какую-то невидимую черту, которая их разделяла, и оказалось, что они вполне способны не просто поговорить — по-настоящему понять и принять друг друга.
— Спасибо, — с небольшой улыбкой ответил Драко, внимательно глядя на гриффиндорца. — Твои слова очень важны для меня. Мне очень не хватало того, чтобы мне их кто-то сказал. Сам, без давления. Если честно, мое так называемое исправление мне иногда начинало… мерещиться. Словно бы я сам себя обманываю, понимаешь? — Признание вырывалось из его груди. — Я… иногда думаю: а на самом ли деле я исправляюсь? Или опять притворяюсь, что все у меня нормально, как я это делал чертов шестой курс? Поэтому твои слова для меня, знаешь, как… некий якорь, который позволяет зацепиться за разумность, за истинность.
Гарри выслушал Малфоя и понимающе кивнул.
— Я знаю, о чем ты. Якорь, позволяющий увидеть, что иногда наши же чувства и ощущения нас обманывают. И ты сегодня стал моим якорем, когда остановил меня, — от этих слов сердце Драко бешено забилось. — Я провалился в свое горе и чувство вины, и хоть поначалу я еще немного понимал, что они иррациональны, то со временем они полностью поглотили меня. Если честно, я до сих пор ими поглощен, как и ты — своими. Но теперь у меня впервые за долгое время появился якорь. Ты дал мне шанс увидеть себя с другой стороны, и хоть, признаюсь, я не слишком верю в то, что я действительно во всем не виноват, что не из-за меня умерли многие… — его дыхание было прерывистым, — но твои слова помогли мне зацепиться за надежду и веру внутри меня. Я удивлен, если честно, я думал, что их у меня уже не осталось, — горький смешок послышался в тишине Астрономической башни. — А ты их как-то вытащил. Спасибо тебе, Драко, — Гарри вдруг пододвинулся к Драко и крепко его обнял, и слизеринец ответил объятием.
— И тебе спасибо, Гарри, — Малфой пробубнил ему в плечо. — Мне жаль, что я был таким придурком раньше.
— У тебя оригинальный способ извиняться, — усмехнулся Гарри. — Но я иногда тоже вел себя как придурок. И… знаешь, может, что-то у меня в жизни и получится. Останусь не только национальным героем… но и самим собой.
— Я верю в это, — улыбнулся Драко. — Так и будет. В конце концов, кто-то должен научить меня патронусу, — хмыкнул он, на что Гарри засмеялся.
— Слизерин, типичный Слизерин! — Хихикнул он. — Ладно… Думаю, нам обоим уже пора идти. Скоро завтрак, а ты так и не поспал.
— Ты тоже, — напомнил Драко.
— Ну, я-то и не собирался, — Гарри пожал плечами, а Малфой снова почувствовал пугающий холод в животе. — Ладно, не будем об этом, — с этими словами Поттер подошел к своей мантии, взял пергамент и, достав палочку, заклинанием сжег пергамент. Спустя несколько секунд написанные строки боли исчезли, оставляя после себя лишь немного пепла на полу башни. Гарри взял мантию, отряхнул ее и надел на себя. — Мы пойдем?
— Угу, — кивнул Драко. — Только я хочу тебя кое о чем попросить.
Гарри вздохнул.
— Я не покончу с собой, пока… не поговорю с Сириусом и пока не научу тебя заклинанию патронуса. Я дал обещание, а их я предпочитаю выполнять, это для меня дело принципа.
— Я вообще не об этом, — Драко подошел ближе к Гарри. — Хочу взять с тебя еще одно обещание.
— Какое? — Поттер был готов слушать, и это утешило Малфоя.
— Если… если тебе снова будет очень плохо, очень горько… Если вина вдруг снова начнет тебя есть поедом, если… появятся суицидальные мысли… И если вообще тебе захочется с кем-то поговорить… Приходи ко мне, — выпалил Драко, сам удивляясь своей прыти. — Кровавый Барон тебя пропустит к нам, я с ним договорюсь. Он часто бывает у дверей слизеринской гостиной. Я не гарантирую, что решу за тебя какие-то проблемы, да и не думаю, что ты этого захочешь. Но выслушать всегда смогу. И не расскажу о том, что тебя беспокоит, никому, слово Малфоя. Да и слизеринцы не болтливые… Ну, за исключением Паркинсон, — вдруг выдал он, и Гарри захохотал.
— Я до сих пор в шоке, что она подружилась с Джинни. Рьяная смесь.
— Честно говоря, я их боюсь, — фыркнул Драко, и Гарри хихикнул следом за ним.
— Я тоже. Я… спасибо тебе, Драко, — он взглянул на Малфоя, и тот с радостью в душе заметил, что в изумрудных глазах снова появился жизненный блеск. Пусть немного — но уже хоть что-то. — И ты всегда ко мне приходи. И не только когда плохо. А… вообще, всегда, — гриффиндорец закусил губу, словно размышлял о чем-то и волновался.
— И ты тоже, — кивнул Драко. — В конце концов, мы же теперь договорились быть друзьями.
— Да, точно, — губы Гарри тронула улыбка — настоящая, не мучительная, не болезненная. — Будем друзьями.
Драко прекрасно понимал, что все время таким образом спасать Гарри от самого себя он не сможет: при всем желании ни он, ни кто-то другой не сможет поменять ход его мыслей даже с помощью волшебства. Легиллименция так не работает, а частичный Обливиэйт даже в медицинских целях может вызвать немало проблем. Гарри явно нуждался в психотерапии, и ему требовалась помощь специалиста, которым сам Малфой никак не являлся. Когда Гарри действительно будет готов к тому, чтобы разрешить свои глубинные проблемы и избавиться от чувства вины и ощущения, что он не управляет своей жизнью, тогда ему станет по-настоящему легче. Разговор этой ночью на Астрономической башне не решил проблему, лишь ненадолго ее отложил. Но Гарри выразил готовность к тому, чтобы разобраться с наболевшим, попробовать делать первые шаги к пониманию самого себя, и Драко считал это огромным достижением самого Поттера. Дальнейшие ходы — именно за самим Гарри, а Драко может именно поддерживать его на этом пути к самому себе.