Разумеется, все эти соображения отнюдь не исключали того, что Алберт мог быть виновным в убийстве, скорее наоборот. Гирт не забыл, что, как только был найден труп, Алберт тут же высказал предположение, будто Юрис упал, зацепив банку, которая свалилась ему на голову и проломила череп. Одним словом, именно он направил мысли присутствующих в том направлении, которое было выгодно убийце. Правда, подобным образом рассуждал тогда и Улас: дескать, причиной падения послужила сломанная ступенька. Однако, если память не изменяла Гирту, муж Ирены заговорил первым…
– И это все, о чем вы хотели со мной поговорить? – ехидно полюбопытствовал Алберт.
– Не совсем. – Рандер медленно стряхнул пепел, потом спросил безразличным голосом: – За что именно вас судили?
– Ага! – желчно рассмеялся Алберт. – Ясно! Раз уж вы про это разнюхали, то могу себе представить, что вам сейчас мерещится! – Он с вызовом вскинул голову. – Тогда была сто шестая статья уголовного кодекса, часть первая!
Гирт кивнул.
– Значит, нанесение телесных повреждений средней тяжести.
– Умышленное, – насмешливо уточнил Алберт. – Не забудьте, умышленное.
– Да, конечно… И как вы их «нанесли»?
– Дал одному подлецу по морде!
– Крепко сказано, – заметил Гирт.
– Спасибо за комплимент! Хотите знать, я об этом нисколько не жалею! И если бы мне представился случай, я сделал бы то же самое! – Алберт секунды две молча смотрел на Рандера, потом добавил: – И, может быть, еще сделаю…
– Вас понял. – Гирт наклонил голову. – Между прочим, удар должен был вызвать «продолжительное расстройство здоровья», как это сформулировано в кодексе. Значит, пострадавший болел, по меньшей мере, недели три, верно?
– Нет, дольше, – ответил Алберт без всякого сочувствия, а даже с некоторым злорадством. – Он пролежал в больнице целый месяц – сотрясение мозга.
– А приговор?
Губы Алберта исказила усмешка.
– «Лишение свободы сроком на один год». Конечно, «в исправительно-трудовой колонии общего режима», как вы именуете эти миленькие заведеньица.
После небольшой паузы Рандер спросил:
– Но почему вас не приговорили к наказанию условно? Разве были какие-нибудь отягчающие вину обстоятельства?
Алберт резко засмеялся:
– Я им на суде высказал прямо в глаза все, что о них думаю.
– Так… – Гирт кивнул: значит, его предположения оказались правильными. – И за что же вы врезали пострадавшему?
– За дело.
– Ну, а конкретно? Что он вам сделал?
Алберт строптиво потряс головой.
– Этого я не сказал даже адвокату, а уж вам-то…
Рандер пожал плечами:
– Как хотите. Скажите, вы сегодня повздорили с Юрисом?
– С Юрисом? – повторил Алберт с запинкой. – Когда?
– После обеда, когда мы все гуляли около дома.
– А, там во дворе, где к нему приставал Зирап?
Гирт быстро поднял голову, однако не прервал Алберта вопросом, и тот презрительно бросил:
– Значит, вы и до этого докопались… Да, мы спорили. И еще как!
– Вы не могли бы рассказать, о чем?
Алберт исподлобья глянул на Гирта, угрюмое лицо медленно растянулось в едкой усмешке.
– Пожалуйста! – ответил он с откровенной издевкой. – О перспективе получения монокристаллической пленки силикатного карбида в высоковакуумных капельных устройствах в присутствии инертных газов.
Рандер вытащил блокнот.
– Как вы сказали?
На этот раз Алберт рассмеялся во весь голос.
– Может быть, продиктовать?
– Сделайте одолжение…
– Что ж, с удовольствием. – Повторив замысловатую фразу, он спросил не без яда: – Надеюсь, вам теперь все ясно?
– Наполовину, – Гирт усмехнулся. – А то, что пока еще не ясно, скоро прояснится…
– Вряд ли, – иронически протянул Алберт.
Рандер закрыл блокнот и сказал:
– Между прочим, вы только что упомянули о Зирапе, о том, будто он приставал к Юрису. Что там происходило?
– Ничего там не происходило! Когда я к ним подходил, то слышал, как Юрис говорит, что, к сожалению, не может ничего одолжить, поскольку ему самому нужны деньги.
– Не могли бы вы повторить, какие именно слова употребил Юрис?
– Что я, по-вашему, магнитофон?
– И все же, может быть, вы попробуете вспомнить. Прошу вас!
– Ну, примерно так: «Нет, мне очень жаль, но я уже вам сказал, что не могу дать в долг. Вся сумма необходима мне самому».
– И тогда?
– Все! Зирап стоял словно в воду опущенный, белый, как стена, казалось, вот-вот расплачется. Когда я подошел, он поплелся прочь, как побитый.
– Значит, он у Юриса просил денег?
– Очевидно. Только это уж не мое дело. А по моим представлениям, и не ваше!