Выбрать главу

– До или после приезда гостей?

– До.

– Вы не знаете, кто застелил полки газетами?

– Газетами? – Вопрос удивил ее. – Я сама. Но это было давно.

– Понимаю, – кивнул Гирт. – Постарайтесь вспомнить, не было ли среди них рваных или чуть надорванных.

– Не думаю. Такими я не стала бы застилать полки. Вообще… Дело в том, что это местные газеты, выписанные еще прежними жильцами. Мы их почти не читали. Юрис несколько раз заезжал на почту, брал по пачке. Так что газеты были совсем новенькие.

– Ясно. А позже вам не случалось оторвать от них какой-нибудь кусок или уголок? Предположим, вы что-то делали в погребе, спешили, вдруг вам понадобилась бумага, и вы… – Гирт закончил фразу выразительным жестом.

Расма покачала головой:

– Нет.

– Ну хорошо. А Юрис? Он не мог так сделать?

– Не берусь сказать, думаю – вряд ли. Юрис вообще в погреб почти не спускался. Кроме того, что-то отрывать – не в его характере.

– Да? – заинтересованно воскликнул Гирт. – Между прочим, именно об этом я и хотел вас спросить! Мне показалось… Не стал ли Юрис в последнее время… буду говорить откровенно, несколько педантичным?

– Да, – кивнула Расма и сдвинула брови. – Весьма…

– Понимаю, – медленно проговорил Гирт. – Так я и думал. – Он что-то взвесил про себя, затем спросил: – Скажите, в эти дни Юрис пользовался молотком?

– Да, – Расма удивленно посмотрела на Гирта. – Вчера, когда раздвигал в зале большой стол… И что же?

– Ничего. Я просто размышляю. Скажите, он этот молоток потом оставил где-нибудь или положил обратно на то место, откуда взял?

– Наверняка положил обратно. – В голосе Расмы не было и тени сомнения. – Он всегда все клал на место. Не дай бог, если я его вещи где-нибудь забуду или хотя бы поменяю местами.

Гирт кивнул и снова задумался.

– Кто-нибудь из гостей бывал раньше на хуторе? – наконец спросил он.

– Нет, насколько мне известно, – никто.

– А сегодня кто-нибудь из них осматривал погреб?

– Погреб? Вроде бы нет. Первую группу гостей я сама познакомила с домом, но погреб не показывала. Позже, когда прибыли остальные, всех вместе еще раз водил по хутору Юрис. Он, кажется, тоже не открывал люка. Разве вы при этом не присутствовали?

– Да… Скажите, пожалуйста, когда вы кончили хозяйничать на кухне, в ведре оставалась вода?

– Ну, этого я не помню! Не обратила внимания. Наверно, немножко осталось… Правильно – совсем немного! Я еще подумала: надо сказать Юрису, чтобы сходил к колодцу. Потом забыла.

– А в тазу?

– Таз я вылила, это я знаю точно. Потом еще сполоснула и вытерла.

– Так. И еще один вопрос: когда в последний раз была закрыта на задвижку эта дверь? – Гирт показал головой на выход в коридор.

– Эта? Не знаю. По крайней мере за последние полгода, я думаю, никто ее не закрывал.

– Вы хотите сказать, что задвижкой вообще не пользовались?

– С тех пор как мы тут живем – нет. У меня не было нужды запираться на кухне, у Юриса тем более.

– Понятно… Спасибо, Расма, пока все. Мне еще нужно… тут кое-что сделать, и тогда с этим будет покончено. Все же потом мне опять понадобится ваша помощь.

– Вы уже что-нибудь узнали? – В голосе Расмы прозвучало едва заметное любопытство и в то же время некоторая настороженность.

– Ну, так – кое-что… Сейчас нет времени рассказывать, Может быть, чуть позже.

Расма кивнула и медленным шагом безмерно уставшего человека покинула кухню.

Едва за ней закрылась дверь, Гирт бросился в мастерскую и застыл на пороге.

Минут пять назад, осматривая эту комнату, он обратил внимание на то, что в штативе чего-то не хватает – в ряду молотков зияло пустое место. Глядя на заботливо разложенные инструменты, Рандер одновременно вспомнил педантичный порядок, который бросился ему в глаза в кабинете у Юриса, и в тот же миг его словно обожгло; он понял, что знает, каким предметом совершено убийство. Для полной ясности Гирт решил расспросить хозяйку, и то, что сообщила Расма, лишь укрепило его уверенность. Теперь следовало найти исчезнувший молоток. Вопрос лишь в том, где его искать.

Осматривая мастерскую, Гирт старался вспомнить, как в подобных случаях поступали другие преступники. Этот наверняка спешил – иначе поставил бы молоток на место. Значит, он не может находиться далеко от погреба… На кухне его не было. В коридоре? Вряд ли. Самое вероятное – молоток спрятан в мастерской. Если б здесь на него случайно наткнулись, он вызвал бы меньше всего подозрений.

Гирт пошарил под шкафом, заглянул наверх, открыл дверцы, обвел глазами полки. Нет, тут его не было… Под столярным столом лежал вместительный ящик. Гирт нагнулся, зажег карманный фонарик… Наконец! В ящике среди стружек, старых железок и поломанных тисков валялось то, что он искал.

Гирт внимательно осмотрел молоток. Следов крови не нашел, надо полагать, отпечатки пальцев тоже не удастся обнаружить. Тем не менее орудие само по себе было важным доказательством. Он прикинул на глаз ширину обуха, затем спустился в погреб, сравнил с раной в черепе и вмятинами на сломанной ступеньке. Сомнений не оставалось – в его руках тот самый предмет, которым убит Юрис.

Гирт Рандер вернулся на кухню, закурил сигарету и попытался мысленно восстановить весь ход преступления. Картина вырисовывалась довольно ясная. Молотком преступник наверняка запасся заранее. Встретившись с Инсбергом наедине, на кухне у люка или в погребе, он нанес ему смертельный удар: сразу и неожиданно для Юриса или после короткой схватки. Вероятнее всего, убийство произошло у входа в погреб – в тот момент, когда Юрис только что открыл крышку люка или когда он начал спускаться вниз. Прикончив свою жертву, убийца, очевидно, закрыл дверь кухни на задвижку, чтобы кто-нибудь случайно его не застиг. Конечно, чтобы войти на кухню, можно было сделать круг и попасть в нее через мастерскую, но тем временем преступник успел бы закрыть люк. Затем он оттащил труп поглубже в погреб, взял с полки банку со сливами и, держа ее над затылком Юриса, разбил молотком. Все это, несомненно, было проделано в кожаных перчатках. Обыскав карманы убитого и забрав ключи от машины, а может быть, и не только ключи, преступник тем же молотком проломил ступеньку, после чего оторвал от газеты угол, вытер кровь со ступенек и пола и, выбравшись наверх, закрыл люк.

Затем он бросил орудие убийства в ящик под столярным столом, налил в таз воду, сполоснул руки, открыл задвижку и вышел в столовую. Там он вынул из трубки микрофон, который ему предстояло еще где-то спрятать вместе с ключами, перчатками и окровавленной бумагой.

Разумеется, события могли развертываться и в несколько ином порядке, но Гирт Рандер не сомневался, что в общем преступление совершилось именно так. Сколько же времени для этого потребовалось? Гирт тщательно взвесил все обстоятельства и пришел к заключению, что, действуя быстро, а, надо полагать, так и было, убийца мог бы уложиться приблизительно в пять, шесть минут. Конечно, только в том случае, если он не долго раздумывал. Тут Рандер спохватился, что мысленно все время называет виновного «он», хотя убийцей с таким же успехом могла быть и женщина.

Судя по оружию, убийство не было запланировано и подготовлено заранее, до приезда на хутор Межажи. Поэтому напрашивалась мысль: чтобы с такой ловкостью тут же, по горячему следу, имитировать несчастный случай, преступник по крайней мере должен был хорошо знать погреб. Однако, как утверждала хозяйка, никто из участников вечера погреба раньше не видел. За исключением, конечно, самой Расмы. С другой стороны, если разобраться, это было не так уж необходимо. При определенной находчивости и быстроте реакции преступление мог совершить и тот, кто не был прежде знаком с обстановкой.

Гирт Рандер напряг память, чтобы вспомнить, как вел себя каждый из гостей в тот момент, когда он обнаружил труп Юриса. Подумав, он вынужден был признать, что единственный человек, кого трудно в чем-либо заподозрить, была Ирена. Если только все ее поведение не игра. Впрочем, так правдоподобно Ирена вряд ли могла сыграть. А если при этом вспомнить, какое умение ориентироваться, какая находчивость требовалась от преступника в погребе, то становилось совершенно очевидным, что такая изощренность не вяжется с обликом той Ирены, которую Рандер весь этот вечер видел перед собой. Ну, а остальные? По его мнению, никто не вел себя так, чтобы остаться вне подозрений, да и знал он их слишком мало, чтобы о ком-нибудь судить.