Все будет, вдруг подумала она, не будет только брачной ночи. Брачная ночь уже была, и повториться она не может. Как давно это было!.. Ах, не все ли равно? Вилибалд мне подходит, не так ли, подонок Камбернаус? Сознайся, ведь тебе завидно! Я начинаю жизнь сначала, а ты забыт, ты умер, ты в могиле.
Чем больше успевала она сделать, тем больше обнаруживалось прорех. Вдруг оказывалось, что портниха не может найти те пуговицы, которые они с ней выбрали, и приходилось срочно решать, какими их заменить, затем целый вечер ушел на то, чтобы расставить по местам книги в кабинете Вилибалда, в одиночку он с этим не справился бы: взяв в руки какой–нибудь том, он тут же раскрывал его и погружался в чтение, и проходило по меньшей мере полчаса.
А в среду кроме министерской коллегии грянул гром с ясного неба: остановились конвейеры в восьмом филиале, и никто не знал, что делать. Причина, как обычно, – лень и еще благие намерения. В основном благие намерения. Получив сразу два груза нестандартной ткани, на фабрике не составили актов, думали, закройщики как–нибудь уложатся в нормы расхода материала. Оправдываются теперь, что не было времени пригласить представителей, так как на складе достаточных запасов ткани все равно не имелось и ряд цехов находился под угрозой простоя. Теперь же стояла вся фабрика. И еще эта весть, что по всему объединению гуляют списки пожертвований на свадебный подарок. Зайга вызвала секретаршу, та поклялась, что ничего не знает, тем не менее Зайга приказала, чтобы всем жертвователям немедленно вернули их рубли.
– И не рассказывайте мне, что вы впервые об этом слышите, без ведома секретаря такое не происходит.
– Но люди от чистого сердца…
– Я приму только цветы. И не перебарщивать – учтите, букет моего мужа должен быть самым лучшим. В течение часа доложите мне, что все сделано так, как я сказала!
Селектор заработал уже через несколько минут, и голос у секретарши был встревоженный:
– Звонят из милиции…
– Соедините!
– Здравствуйте! Моя фамилия Даука… Следователь Харий Даука из районного ОВД…
У дома стояло несколько милицейских машин, и шоферу «Волги» пришлось их объехать. Кто–то разгуливал по крыше зимней веранды, еще двое торчали во дворе.
«Только этого мне не хватало!» – распахивая калитку, со злостью подумала Зайга. Следователь сказал по телефону, что вещи унести не успели.
У входных дверей, головой на земле, хвостом на бетонной плите неподвижно лежал Шериф. Остекленевшие глаза, морда в зеленой пене.
Изверги! Какие изверги!
Зайга стиснула зубы и вошла в дом.
У входа в зал она увидела соседа, долговязого, сонного на вид мужчину с усами, его дом был напротив. Они не общались, только здоровались на улице. Зайга даже не имела представления, где сосед работает. Рядом с соседом – офицер милиции: видимо, беседовали до ее прихода. Больше никого. Только наверху, на втором этаже, слышны шаги.
– Это перст божий, соседушка, что я позвонил в милицию. Я не хотел звонить, думал, это мастер… В последнее время вы ремонтом занялись, материал, вижу, к вам возят, в доме, слышу, работают. Думал, заодно решили крышу починить. Но странно, что зимой… И холодно, а он легко одет. В той же куртке, что осенью. Я его тут в третий раз вижу. Сразу после Октябрьских, затем на прошлой неделе и вот сегодня. Видимо, разнюхивал, что за вещи, стоит ли брать… перед Октябрьскими он долго вертелся у вас под окнами, все заглядывал… А сегодня… Забрался на крышу веранды, подходит к окну, встает на корточки. С крыши не слезает, забирается через окно в комнату. Был бы это стекольщик, высунулся бы изнутри, так? Тут собака залаяла. Страшно лает, верно, шерсть дыбом, и вдруг замолкла. Совсем, ни звука… Вот я и позвонил, и товарищи из милиции сразу приехали.
– Моя фамилия Даука. Мы с вами говорили по телефону. Меня интересует, не пропало ли что–нибудь из вещей.
– Вряд ли я так сразу смогу сказать.
Зайга окинула взглядом зал. Все было вверх дном, дверцы буфета раскрыты настежь, ящики вытянуты, и содержимое вывалено на пол, в шкафу полный кавардак, на полу у камина осколки разбитой вазы. А посреди комнаты два желтых чешских чемодана, которые они с Вилибалдом купили для предстоящего путешествия. Видно, битком набитые. И большущий саквояж старой Кугуры из крокодиловой кожи, купленный старухой в Швейцарии на рубеже столетий, и спортивная сумка, и еще клетчатый полотняный чемоданчик на молнии, о существовании которого она уже успела забыть, – с ним она пришла в этот дом ухаживать за старой женщиной; значит, вор перерыл антресоли в прихожей.