– Случается иногда! Разве с вами этого не бывает?… Ладно, ладно, только не говорите, что здесь вопросы задаете вы! По совести, ваш ответ меня нисколько не интересует. Если хотите, я сделал это потому, что моя жена… Да что объяснять – жена есть жена. – Он махнул рукой: – Не я первый и не я последний! Насколько мне известно, к уголовной ответственности за это никого не привлекают.
– И как, по вашему мнению, а также по мнению Расмы, все эти осложнения должны были разрешиться? Что вы намеревались делать дальше?
– Дальше, – замялся Улас, затем вдруг рассвирепел. – Знаете, это наше с Расмой личное дело! Если на то пошло, вы не имеете никакого права копаться в чужой жизни!
Гирт сокрушенно покачал головой:
– Стоит ли так волноваться, товарищ Улас… Хорошо, оставим это. Скажите, как Инсберг реагировал на ваши отношения с его женой?
– Юрис? По–моему – никак!… Вряд ли он вообще об этом знал.
– Н–да. Вам с Юрисом никогда не случалось повздорить?
– Не помню… Может быть, и случалось. По пустякам.
– А сегодня?
– А, вот куда вы гнете? – Улас зло засмеялся. – Ничего подобного не было и в помине! Между прочим, если вас это интересует, с Юрисом сегодня ссорился Алберт!
– Так. Когда?
– Во второй половине дня, когда мы осматривали хутор. Случилось это под самый конец. Все разбрелись кто куда. Я прошелся в сторону леса, случайно оглянулся и увидел, что Юрис и Алберт стоят у старого хлева – в том конце, где растет большой клен – и ругаются на чем свет стоит!
– Из–за чего?
– Подробностей я не мог расслышать, слишком далеко отошел. Кроме того, у хлева лаял и бесновался Полкан или как его там. Но видно было, что они сцепились крепко. Алберт прямо кипел, размахивал руками, казалось, вот–вот схватит Юриса за грудки!
– И чем это кончилось?
– Я не стал смотреть. Нашел это весьма забавным и пошел дальше своей дорогой. А позже встретил обоих во дворе вместе с остальными.
Рандер прикинул. То, что рассказывал Улас, было похоже на правду. Он вспомнил, что сам примерно в это же время примкнул к стайке, бродившей по саду. Ни Юриса, ни Алберта там не было и мужа актрисы – тоже. Но…
– Вам известно, – наконец спросил он, – что Алберт уже раз был судим?
– Что он сидел? Конечно, кто же об этом не знает!
– Ах вот как…
Уласа вдруг словно подхлеснуло, и он ударил кулаком по подлокотнику кресла.
– Слушайте, с меня хватит! Я уже сказал вам, что не убивал Юриса! В конце концов это оскорбительно!
Рандер спокойно посмотрел распалившемуся гостю в глаза.
– Я никогда и не говорил, что это сделали вы.
– Да, не говорили, – потому что у вас, естественно, нет никаких доказательств! Но вы так думаете !
Гирт пожал плечами:
– А это, в свою очередь, уже ваше предположение. И у вас тоже нет никаких доказательств… – Он закрыл блокнот. – Ладно, у меня как будто бы все.
Улас встал и, взглянув сверху вниз на Рандера, барским тоном изрек:
– Я надеюсь, что это было в последний раз!
Гирт лукаво улыбнулся:
– У англичан, говорят, есть выражение: «You never know» – никогда ничего нельзя знать наверняка…
Улас поморщился:
– К вашему сведению, к иностранным языкам я питаю отвращение с детства! Кроме того, в школе меня пичкали немецким… И наконец, – мы не англичане!
– Конечно, конечно, – кивнул Гирт. – Это я просто к слову сказал.
Оставшись один, Рандер хотел было закурить, но обнаружил, что у него кончились спички, положил сигарету на стол и остался сидеть, погруженный в свои мысли. Картина отношений между Уласом и Инсбергом была достаточно ясна. На этот раз возник не обычный треугольник, а четырехугольник. Нет – даже пятиугольник или еще лучше – шестиугольник, словом, целая геометрическая система!
Вот так номер!
Гирт открыл в блокноте новую страничку и написал посредине нее «Юрис», затем рядом справа – «Расма». Подумав, он чуть выше написал «Ирена», «Алберт», а внизу под Инсбергами – «Дина» и «Улас».
Обвел имена четырехугольниками, каждую супружескую пару соединил горизонтальной линией, потом провел вертикальные линии от Ирены к Юрису и от Расмы к Уласу. Образовалась фигура, похожая на букву «S».
Отныне картина стала легко обозримой. Опасными для Инсберга могли стать те, кто находился в правой стороне схемы: у всех троих были причины желать его смерти. Актриса отпала с самого начала, у Ирены, не говоря уже о других обстоятельствах, свидетельствующих в ее пользу, не было и мотива, если только Юрис не собирался ее бросить, но то были притянутые за волосы абстрактные рассуждения, лишенные какого–либо практического значения.
Рандер поднял голову и насторожился: ему послышалось, что голоса за стеной в столовой зазвучали громче и взволнованней. Вскоре они затихли, и Гирт снова занялся схемой.
Расма и Улас… Теперь ясно, почему Расма на юбилей мужа пригласила актрису еще и сама – безусловно, чтобы обеспечить приезд своего возлюбленного… Пока подозрения против Уласа по–прежнему оставались в силе. То, что труп Юриса обнаружил именно он, могло быть сделано с умыслом, чтобы отвести подозрения. А если допустить, что руки на кухне действительно мыл Зирап, то убийце понадобилось еще меньше времени, чем высчитал вначале Гирт. Но чем больше задумывался он над фактами, тем больше склонялся к мысли, что Улас не мог совершить преступление без участия Расмы, по меньшей мере, она должна была об этом знать. В то же время подозрения, притом самые серьезные, стали сгущаться над Албертом. Принимая во внимание связь Юриса с Иреной и характер ее мужа… И вдобавок последняя новость – ссора Алберта с Юрисом… Да, с Албертом дело обстояло неблагополучно!
Едва Рандер решил, что сперва поговорит с Иреной, а лишь потом с самим Албертом, раздался стук в дверь. Он прозвучал весьма корректно: смело, но ненавязчиво. И Гирт невольно загадал, кто бы это мог быть? Расма, скорее всего, вообще не стала бы стучать, Алберт определенно пренебрег бы этим. Ирена поскреблась бы в своем духе – нервозно и пугливо. Примерно так же и Зирап. Зато Улас наверняка забарабанил бы более начальственно и нетерпеливо. Значит, актриса? Или Калвейт?
– Пожалуйста! – откликнулся Гирт.
Вошел Калвейт. Он тщательно затворил за собой дверь, затем повернулся к столу, и Рандер, вставая, заметил, что толстяк взволнован.
– Извините, что я вас беспокою, – сказал он, приближаясь и поднимая ладонь, на которой блестел какой–то металлический предмет. – Посмотрите, что мы нашли!
Глава седьмая
Уже протягивая руку, Гирт понял, что Калвейт принес микрофон. Гирт осторожно, двумя пальцами взял диск за края и осмотрел. С первого взгляда ему стало ясно, что микрофон испорчен – сломана мембрана.
Посмотрев на Калвейта, Гирт спросил:
– Где?
– В столовой. Под диваном.
– И кто его нашел?
– Фактически получается, что я.
– Как это произошло?
– Я сидел на диванчике, а тут вошла Дина Уласе. Я хотел освободить ей место и подвинуться поближе к телефонному столику, но для этого не встал, а резко подался в сторону – понимаете, вроде как бы подпрыгнул, – может быть, в этот момент я чуть–чуть подтолкнул диван, не знаю. Короче говоря, тотчас что–то звякнуло об пол. Я удивился: что там могло быть! Нагнулся, пошарил рукой и нашел вот это. – Калвейт показал на микрофон, который Рандер по–прежнему держал двумя пальцами.
– И где он был спрятан?
– Трудно сказать. Товарищ Улас полагает, что микрофон, очевидно, был засунут за одну из брезентовых лент, которые прибиты к низу дивана. Возможно, он прав. Я потом посмотрел: одна лента действительно натянута слабее, если микрофон находился за ней, незначительного толчка было достаточно, чтобы он вывалился.
Рандер озабоченно кивнул. Между поролоновыми подушками спинки и сиденья микрофон спрятан не был – когда он недавно обыскивал столовую, то засунул туда руку и хорошенько все проверил. Новая версия могла оказаться правильной. И предложил ее Улас… Это, конечно, еще ничего не доказывало.
– Кто, кроме вас и актрисы, сегодня вечером сидел на диване?
Калвейт задумался.
– Право, не знаю, – сказал он наконец. – Может быть, больше никто. Я, по крайней мере, не помню.