Ричард Бейдеван, сидящий на вращающемся стульчике, склонился набок, как будто собирался поднять с пола стакан…
Откинувшийся на пестрые диванные подушки Альберт Герштейн в типичной позе человека, пытающегося устроиться поудобнее…
Распахнутое вовнутрь окно, рама почти касается белой лакированной поверхности рояля. Лужица на нотах, сдвинутый в сторону, колеблемый ветром тяжелый плюшевый занавес траурного цвета…
Я остановил этот мгновенный кадр, чтобы прокрутить фильм еще раз. И тогда к этим деталям присоединилась еще одна, воображаемая, – в черном квадрате окна показалось дуло пистолета.
– Все совпадает! – я похлопал Грегора Абуша по плечу. – Вспомните возглас Альберта: «Глядите, окно!» Можно понять это восклицание, надо рассмотреть только его в правильном контексте. Мы ошибочно полагали, что таким нехитрым, но испытанным способом Альберт пытался обмануть бдительность противника, чтобы получить возможность выстрелить первым. А в действительности…
Запищала стоявшая на столе рация.
Грегор Абуш прослушал донесение, затем повернулся ко мне:
– Автобус еще не найден… В моем распоряжении, к сожалению, только две патрульные машины. Только что отчиталась первая. Надеюсь, второй повезет больше.
Уже вторично пришло в голову, что следовало бы проинформировать начальника полиции о разговоре с владельцем бензоколонки. Но опять, причем с еще большей категоричностью, я решил отложить рассказ. Пусть эта сомнительная карта останется про запас, сначала надо выложить козырь.
– У меня есть один вопрос, – начал я издали.
– Валяйте!
– Уверены ли вы по–прежнему, что Ричард Бейдеван оставался тогда вдвоем с Ионатаном Крюдешанком?
– Я вас не понимаю…
– Был ли он один? – продолжал я. – Можем ли мы положиться на единогласное утверждение Теи Кильсеймур, Ричарда Бейдевана и самого Ионатана Крюдешанка, что она не переступила порог его дома?
– У вас есть основания сомневаться в этом? – Грегор Абуш по–прежнему не понимал, что у меня на уме.
– Да! Логические основания. Когда я зашел в его музыкальную библиотеку, то почувствовал аромат «Пармской фиалки». Это излюбленные духи Теи, следовательно она, быть может, все–таки побывала в доме Крюдешанка, но…
Мои аргументы, скрывавшиеся за оговоркой, слишком много времени не потребовали. Уже первые слова подействовали на Грегора Абуша как допинг. Серые глаза заискрились, прозелень, прятавшаяся в глубине зрачков, вырвалась наружу. Когда я кончил, он ударил кулаком по столу:
– Хватит! Не исключено, что и на сей раз мы останемся в дураках, но проверить вашу гипотезу можно только экспериментальным путем.
– И все же подождем, пожалуй, – внезапно заколебался я.
Если эксперимент не даст желаемых результатов, стыд поражения падет на голову не начальника полиции, а на мою – автора этой рискованной, пусть даже превосходной версии, проверить которую, кстати, будет чрезвычайно трудно…
– Ждать? Ни в коем случае! – Грегор Абуш уже одевал пальто. – Единственная наша надежда – без всякого предупреждения свалиться ему как снег на голову… У меня, в свою очередь, тоже есть довод, правда, медицинского характера. Как раз перед вашим приходом доктор Мэтьюзал божился, что его больной, здоровье которого внушало нам такие опасения, очевидно, симулянт.
Грегор Абуш так спешил, что даже забыл зонтик. Я заметил это слишком поздно. Предложил было вернуться, но Грегор Абуш в ответ лишь рассмеялся:
– Ничего, с божьей помощью не утону и без зонтика. Зато я прихватил нечто такое, что может нам пригодиться больше, – и он красноречивым жестом похлопал себя по бедру.
24
Нас впустил слуга Ионатана Крюдешанка. Одетый весь в черное, он предупредил нас с таким выражением лица, словно приглашал на похороны:
– Хозяину немного лучше, но сомневаюсь, захочет ли он вас видеть.
– Скажите Ионатану, что мы явились в связи с ограблением банка, – объявил Грегор Абуш тоном, не допускающим возражений. – Думается, мы, наконец, напали на след преступника.
Поднимаясь на второй этаж, мы уже издали услышали музыку. Я узнал «Мессию» Генделя в исполнении Лейпцигского хора мальчиков. Прослушать эту вещь Крюдешанк предлагал нам уже при первом визите.
Он принял нас в постели. Лицо без компресса выглядело несколько иначе. Облокотившись на подушки, Ионатан Крюдешанк легонько покачивал головой и махал руками, как будто в такт музыке. Его глаза потеряли неподвижность и, я бы сказал, мертвенность, поразившую меня при первом посещении. Крюдешанк, казалось, буквально впитывал в себя звонкие мальчишеские голоса хористов.
Когда мы вошли, он приложил палец к губам:
– Погодите немного, – попросил он нас шепотом. – Послушайте, что за звук, словно ангельские трубы!.. Хотя, чего я зря болтаю. – Внезапно рассердившись, он нажал кнопку, останавливая находившийся в музыкальной библиотеке аппарат. – Для ваших ушей это все равно только шум. Что подобные вам понимают в музыке? Даже Ральф Герштейн, считающий себя композитором? Музыка от бога. Чтобы по–настоящему слышать ее, недостаточно ушей. Вера нужна, истинная вера.
Грегор Абуш пытался заговорить, но Ионатан Крюдешанк сразу же прервал его:
– Ты считаешь, что преступник скоро будет пойман. Отлично! Отлично! Но сумеешь ли ты вернуть мне утраченное? Нет! Бог не допустит! Я осужден за свои грехи. Почему хрустально–чистая вода озера Синего, полная чудесными рыбами, превратилась в отстойник? Из–за неверия! Иеремия Александер, поселившись со своей общиной на этих благословенных берегах, принес им слова истинной веры. А что сделали александрийцы? Объявили его впоследствии еретиком… Все, что случилось со мной, тоже заслуженная кара божья.
– Кара за что? – я усмехнулся. – За то, что вы ревностно проповедовали третье пришествие?
Лицо банкира покрылось восковой бледностью, на худощавой шее набухли жилы. С трудом совладав с собой, он сердито отрезал:
– Отложим этот разговор! Сейчас я не в состоянии выслушивать разную чепуху… Черт побери, кто еще там? – закричал он, увидев вошедшего в комнату слугу.
– К вам пришел господин Рейтер, – доложил тот.
– Я болен и никого не принимаю, – в сердцах сказал Ионатан Крюдешанк. – Мне уже надоело повторять вам одно и то же, Иеремия!
– Слушаюсь!
– Погодите! – задержал слугу Ионатан Крюдешанк. – Сейчас я вспомнил! Рейтер тогда буквально вырвал у меня из рук журнал. Там была статья, которую я из–за него не успел прочесть. Надеюсь, он принес журнал?
– Кажется, да. Насколько я понял, он как раз в связи с этим хотел с вами поговорить.
– Пусть вернет журнал, а сам убирается! Я никого не принимаю! Никого!
Спустя минуту слуга снова появился.
– Господин Рейтер утверждает, что ему чрезвычайно важно встретиться с вами.
За его спиной уже стоял сам Рейтер – низенький старичок с лишенной растительности головой и неестественно гладким сизоватым лицом в обрамлении белых бакенбард.
Увидев меня, он чопорно поклонился:
– Сайлас Рейтер, в свое время я работал в банке у господина Крюдешанка, сейчас на пенсии.
– Где журнал? – сурово потребовал Ионатан Крюдешанк. – Отдайте журнал и уходите! Разве вы не видите, что я болен?
– Сейчас, сейчас! – Рейтер проворно вытащил из портфеля толстый журнал в лакированной обложке, тот самый, который нам с Дэрти показывал Хуго Александер.
– Выслушайте меня, Ионатан! – взволнованно попросил Рейтер. – Выслушайте и развейте мои сомнения! Речь о спасении моей души. Я был адвентистом, как и мой отец. После того, как стал у вас работать, я под вашим влиянием перешел в единственно истинную веру. За все эти годы я не пропустил ни одного богослужения. Да?
– Короче! – без излишней деликатности приказал Ионатан Крюдешанк.
– На чем основывается наша единственно истинная вера? На святых книгах Иеремии Александера, хранимых им в медном ковчежке. Вы всегда утверждали, что краеугольный камень нашего учения – собственноручные письма господина нашего Иисуса Христа. Да?
Эти фразы Рейтер словно выплевывал из себя с шипением, мелкими шажками наступая на Крюдешанка. Обеими руками он держал журнал, размахивая им перед носом банкира, будто обвинительным актом.