— У меня к вам дело, — тихо проговорил он, — Я объясню, как только подойдем к вашему дому.
— Лучше сейчас.
— Нет-нет, — качал головой таинственный незнакомец, — Вы, главное, не беспокойтесь, я не причиню вам никаких неприятностей. Мне нужен сущий пустяк. Я не буду просить у вас ни денег, ни протекции. Для вас это не составит ни малейшего труда, но для меня это важно…
И незнакомец от нетерпения стал теснить Ткаллера вперед. Он не то мерз в своей тяжелой одежде, не то был в лихорадке. Пьян он явно не был, но в глазах блуждало что-то диковатое.
— Какой необычайный праздник получился, — заговорил спутник, — Дурачатся, танцуют… Факелов не хватило — стали рубахи с себя снимать, мочили в бензине — лишь бы горело. Странное дело, во время карнавала люди напрочь забывают о смерти. С кем ни заговоришь — посылают подальше. А куда уж дальше — я и так на кладбище живу.
— Вы что, из похоронной конторы?
— Нет, я сам по себе. С этими дельцами, наживающимися на чужом горе, ничего общего не имею.
— Так что вам от меня-то нужно?
— Скоро скажу. Подойдем к дому и скажу.
До дома оставалось уже недалеко. Пройдя квартал, остановились у подъезда. Человек осмотрелся, не подглядывает ли кто из темных окон, достал из своей широченной хламиды фестивальный буклет и ручку. Сказал — тихо и вкрадчиво:
— Хочу иметь ваш автограф.
— Автограф? — удивился Ткаллер. Он воспринял это как насмешку. Такой тайной окружить сущий пустяк!
— Именно. Больше ничего. Простите, я вас чем-то обидел?
— Вас Режиссер послал?
— Зачем? Я же говорил, что сам по себе.
— Я никому на фестивале автографа не давал… Назовите мне ваше имя? Кому автограф?
— Это необязательно, — уклончиво ответил человек в хламиде.
— Так вы не себе?
— Исключительно себе.
— Так почему вы не хотите назваться?
— Вам я не хочу лгать, — преданно глядя своими мутными глазами, отвечал преследователь, — Вы хорошо ко мне отнеслись. И ценность автографа значительно уменьшится с вымышленным именем. Кроме того, этот автограф будет просто бесценным — коли вы никому более не подписывали в эти дни буклетов! Я ведь хотел получить последний, потому и провожал вас до дома. А это будет еще и единственный! Колоссально!
— Тем более нужен адресат. Итак, ваше имя? — приготовился писать Ткаллер.
— Макс Киршфорн, — вкрадчиво, как бы боясь оскорбить, ответил собеседник.
— Отлично. Макс Киршфорн! — повторил Ткаллер, выбирая удобное место, чтобы размахнуться-расчеркнуться. Но вдруг рука его застыла, даже слегка занемела, — Позвольте… так вы известный собиратель некрологов?
— Именно.
— Так что — я еще жив или мне это кажется?
Макс в отчаянии даже топнул ногой:
— Я знал. Наверняка знал, что мое имя вас смутит. Зачем вы только меня спросили?!
Ткаллер сунул в широкий карман Макса неподписанный буклет и ручку и двинулся к дверям. Макс прыжком настиг его перед дверью, упал на колени и вскинул руки — словно вороньи крылья:
— Не губите! Это же уникальная возможность — получить автограф накануне!
— Накануне чего?
Макс схватил руку Ткаллера, зачем-то начал тянуть ее к себе. Вдруг разрыдался:
— Господин Ткаллер! К чему притворяться! Дело сделано! Жизнь ваша закончена, и ничего не изменить. Уже никто не в силе. Понимаете, никто Найдите в себе мужество сказать последнее «прощай»! Дайте же автограф! В конце концов это ваш долг!
Ткаллер вырвал руку, оттолкнул Макса, захлопнул за собой дверь и закрыл замок на два оборота. Не включая свет, быстро поднялся по темной лестнице к себе. На ступенях его вновь обдало мощной жаркой волной, он еле удержался за поручни.
У себя Ткаллер выпил холодного лимонада, сел в кресло. Во всем теле была противная слабость. Ничего не хотелось — только сидеть в кресле, ощущая чуть взмокшей ладонью запотевшую поверхность стакана. Тем не менее Ткаллер поднялся, выглянул из-за шторы. Макс Киршфорн стоял внизу под фонарем. Где-то далеко, в стороне площади, пылало зарево факелов.
Странно, что этот Киршфорн встретился ему именно сейчас, в эту минуту, размышлял Ткаллер. О Максе ходило много слухов и легенд. Рассказывали, что долгие годы увлечения предсмертными автографами и некрологами изощрили его наблюдательность настолько, что он по малейшим признакам угадывал: жилец — не жилец. Он стремился к человеку, над которым уже была занесена длань провидения. Таких Киршфорн любил утешать: дескать, смерть — это избавление, уют, покой, бояться ее не надо. Собеседник недоумевал, к чему все эти бредни, а через час-другой вдруг умирал от кровоизлияния или инфаркта. Немудрено, что Макса сторонились. Он знал об этом и появлялся в людных местах только в случаях крайней необходимости.