— Не понял, — замигал честными глазами сержант.
— Не притворяйся!.. Зачем ты приходил за парадной формой домой? Зачем ему вторая форма? Или у майора раздвоение личности? Или у вас обоих раздвоение? Ну! Чего молчишь?!
Сержант Вилли стоял навытяжку, моргал и совершенно не знал, что отвечать. Неожиданно для себя он стал бормотать, что тайно влюблен в жену Ризенкампфа и старается ее увидеть под любым предлогом, чтобы полюбоваться этой очаровательной женщиной.
— Что-о? — побагровел полковник, — И ты у нее пользуешься взаимностью?
— Пока нет… — уже тверже сказал сержант, — Но, может быть, со временем…
— Довольно, — оборвал сержанта полковник, — Нашел время! А служба? Или ты все выдумал?
Сержант молчал. Полковник тоже молчал, обдумывая признание дурака сержанта. В кабинете наступила полная тишина. Вдруг в этой тишине за стенкой кто-то начал колотить кулаками и башмаками.
— Злодеи! Деспоты! — орали за стеной, — Если мне не даете воды, то напоите певчую птицу!
— Открыть, — приказал полковник.
Сержант открыл тяжелую дверь. На пороге появился возбужденный Пауль Гендель Второй с пеликаном. Они подошли к полковнику.
— Новый голос! Слышу новый голос! Возможно, вы человек более справедливый. Господин начальник, нельзя же мучить ни в чем не повинную птицу. Распорядитесь напоить.
Полковник посмотрел на сержанта. Вилли доложил, что задержанный — бродяга музыкант, обучивший «своего индюшонка порочным побуждениям», то есть исполнению непристойных песен, за что и посажен по распоряжению майора в холодную. Пока до утра.
— В чем вы видите непристойность моих песен? — задиристо спрашивал Гендель Второй, — Я призывал эротоманов к бунту, оскорблял городское руководство или намекал на плохую работу полиции?
— В самом деле, в чем? — обратился полковник к сержанту.
— Изоляция в профилактических мерах, — пояснил тот, — Публика на грани беспорядка. Когда издает утробные вопли этот индюшонок, у многих глаза на задницу лезут.
— Это свидетельство признания и успеха! — горячился Гендель, — Однако уверен, у господина полковника никуда глаза не полезут. Потому что у него взгляд думающего человека, грамотная речь и интеллектуальные манеры. Сразу видно, человек учился в полицейской академии и достоин в ней преподавать. Даже англосаксонское право!
Тут полковник глаза и выкатил.
— Вне всяких сомнений, — продолжал Пауль, — Только вы способны справедливо разобраться. Наш репертуар! Он воспитывает! Он предупреждает! Только ваш майор Розеншнобель не в состоянии этого понять. Мир все время лихорадит. Сегодня от охлаждения, завтра от потепления. Мы с пеликаном выступаем с хитами «Душа океана», «Ожоги на солнце» — в них звучит тема единения человека со стихией. «Выстрел в гробу» — это триллер.
— Кто же в гробу стреляет?
— Да мафиисты поганые! Кто же еще? Даже в гробу не могут угомониться!
— И что — полный успех?
— Теперь меньше — бандитизм приелся. Теперь эротику подавай. Хорошее питание, отсутствие проблем стимулируют повышенную половую возбудимость. Они уже хотят «Оргазм в гробу». Что ж, они его получат! Мы с пеликаном — в авангарде! Меня, как Эйнштейна, душат замыслы! Эх, господин полковник, если б вы только знали, какие идеи приходят в эту башку! Вокальный цикл «Стопроцентная откровенность!» — это гораздо острее, чем «Оргазм под куполом цирка»! Это шок!
— А вот тут мы вас, батенька, поправим! — с неожиданной картавинкой вырвалось у полковника, — Стопроцентной откровенности не бывает. Безумная идея! Мы вас привлечем за обман.
— Ага! — подпрыгнул Пауль Гендель, — Безумные идеи всегда пользовались безумным успехом. Вспомним цезарей, македонских, наполеонов, фюреров… Все обещали счастливую жизнь, а на деле оказались палачами. Однако этих палачей и по сей день истерически обожают. О них пишут книги, снимают фильмы, раскручивают телесериалы…
— А-а! — понимающе кивнул полковник, — Великие личности! Так вы о них хотите петь?
Пауль скорчил гримасу:
— С ними все ясно. Для меня они выродки-гиганты. Но я о тех, кто их создает! Кто их обожествляет! О толпе, о массе, понимаете?
— Не совсем, — ответил полковник, глядя почему-то на стоящего в дверях пеликана, — А в чем связка?
— А в том, — перешел на шепот Пауль, зыркая глазами по сторонам, — что выродки и те, и другие… Только тс-с… Это бомба!
— Гений, — тоже перешел на шепот полковник.
— Знаю.
— Не знаешь. Какая глыба! Какой матерый человечище! Но… Неужели выродки абсолютно все?