— Летом у полиции много работы.
— Ах, какая у нас была любовь! — Липовая вдова пропустила мимо ушей прагматическое замечание полковника, — Многие женщины добивались чести назваться его супругой. Он всех отверг! Даже аристократку чистейших кровей Эрну фон Лихтерштайн. Вы, случайно, с ней не знакомы? У нее была особая страсть к полицейским.
— Вот как?
— Нестерпимо надоедливая особа. Пришлось посоветовать Генриху симулировать пьяный энурез в постели приставучей Эрны. Подмоченная аристократка была в шоке, но не отстала, решив, что это досадная случайность. Тогда Генрих получил от меня приказ выпить пива вдвое больше обычного и повторить то же самое, но обильнее. Тут уж фон Лихтерштайн не дождалась утра. Сбежала, не дотерпев до рассвета, и с тех пор ни я, ни Генрих ее не видели.
— А говорили, что вы дама без пятна и порока, — громко расхохотался полковник.
— Совершенно верно. Ведь не я же была подмочена. Я боролась за свое счастье.
— Припомните, пожалуйста, последние дни, — приблизил разговор к сегодняшнему дню полковник, — Не был ли ваш неотразимый супруг чем-то озабочен? Может быть, опять просил совета?
Тень, отдаленно напоминающая задумчивость, коснулась лица посетительницы — и тут же исчезла.
— Нет. Ничего печального не было, — твердо и даже как-то весело ответила Ева, — Вам известно, что майор — человек повышенной возбудимости?
— Охотно допускаю.
— Я должна вам рассказать, как мы познакомились.
Остановить вдову было невозможно.
— Сразу же после знакомства в нас жил постоянный колокольный звон любви. Это состояние тайного жара и сердечной смуты. У меня оно не прошло и до сих пор. А тогда от постоянного гула в ушах я даже оглохла. Генрих мне говорит нежные слова, а я не слышу. Ужас! Не слышать, как тебе объясняются в любви. Я не могла выдержать огня его страсти.
— Да, это сложно пережить, мадам… — поддакивал полковник, — Но меня интересует вчера, поза…
— Я почти ничего не слышала. И не ела. И не…
— Это тогда, — поспешно перебил полковник, — Теперь-то вы, мадам, слышите?
Полковник подобрался к правому уху Евы и с нажимом сказал:
— Госпожа Ризенкампф! Меня интересуют последние ваши дни! Последние!
— Как вы странно сказали — «последние ваши дни», — тихо-тихо проговорила Ева, — Значит, вы уверены, что Генрих мертв… То есть я все-таки вдова?
— Глупости! — нахмурился полковник, — Я не то имел в виду.
— Все кончено. Вдова, — тихо, как будто себе одной, сказала Ева.
— Ради спасения Генриха! — нажимал полковник, — Припомните ваши разговоры вчера, позавчера…
— Я отчетливо помню лишь то, что произошло когда-то. Это свойство моей памяти. Не торопите меня. Через полгода я вспомню вчерашний день до мелочей. По минутам…
Полковник понял, почему майор никогда нигде не появлялся со своей женой. Чокнутая! И какая счастливая чокнутая! Впрочем, ненормальные, как правило, гораздо счастливее нормальных, потому что не осознают своей странности и воспринимают себя как единственно возможное совершенство.
— Почему же Генрих не афишировал свой брак? — Полковник решил узнать точку зрения супруги.
— Генрих был очень ревнив, — просветила его Ева, — Боялся, что за мной начнут ухаживать сослуживцы и даже начальники. Хотя бы вы, господин полковник.
— Я?!
— У вас наверняка пожилая супруга. И вы, очевидно, не прочь отведать окорочок ароматной юной курочки?
— Как это — окорочок?
— Шалун! Вы не прочь проглотить ее целиком! Но вы жаловались на зубки, а?
Полковник побагровел и выпил воды.
— А бывает, госпожа Ризенкампф, что вы так и не можете ничего вспомнить?
— Полного выпадения памяти у меня не наблюдалось. Но кое-что о таких капризах восприятия я читала. Это свойство немногих натур, отмеченных интеллектуальной тонкостью, буйной непредсказуемой фантазией и артистическими наклонностями.
«Немедленно отделаться от нее! — приказал себе полковник, — Но на это придется тоже затратить много энергии».
— Как вы думаете, — решился он на более откровенный разговор, — мог ли ваш супруг исчезнуть в эту ночь с женщиной?
Ева слегка вздрогнула и, казалось, перестала дышать:
— О, какая ужасная орфоэпия! Возникают непроизвольные согласные! Следите за языковым оформлением!
— Мадам! Вы же сетовали, что оглохли! При чем тут моя орфоэпия? А не тверды мои согласные потому, что у меня зубы искусственные! Я же говорил! Хотите, достану?
— Увольте, — отвернулась Ева, — Вы спросили о Генрихе? Да, он пользуется популярностью у женщин. Он воспитан, элегантен, обаятелен, умен, чуток к женским желаниям и, конечно же, чертовски соблазнителен.