И вот тут, на фоне майора, застывшего в крайне неестественной позе сюрреалистической скульптуры, наступила самая длительная и пугающая пауза. Кто они — эти сверхъестественные визитеры? Инопланетяне, мелкие бесы, Божьи гости? Или в самом деле музыкальные эмблемы брачного веселья и смертной печали? Может быть, действительно Вселенная наполнена звуками и красками, которых мы не слышим и не видим? Мозг наш настроен на другие частоты, а компьютер «Кондзё» вычислил их и воспроизвел?
Вдруг Свадебный марш прервал их задумчивость:
— Господа, у меня уже нет сил, — сказал он чуть капризно, — Я страшно проголодался. Нельзя ли чего поесть?
«Бетховен умер, и мне нездоровится»
Все повернулись в сторону Свадебного марша, как бы заново разглядывая его и изучая. А тот сидел как ни в чем не бывало и с выражением легкой усталости разглядывал свои ухоженные ногти.
— А что, — встала с места Клара, — это мысль! И очень своевременная. Александр, есть тут что-нибудь? Закусим, пока майор отдыхает.
— В холодильнике кое-что из банкетных запасов, — сразу понял ее Ткаллер, — Ты здесь распорядись, а я пройду в зал.
Клара достала из холодильника закуски и бутылки. Вскоре стол был накрыт — хлеб, сыр, буженина, красное вино. Майора перевели в горизонтальное положение на диване, дабы не портить благостной картины позднего ужина.
— Простите, а не найдется ли шампанского? — застенчиво попросил Свадебный, — Привычка выработалась. На свадьбе я обычно выпиваю два-три бокала шампанского и съедаю порцию ростбифа. Это не считая фруктов, которые я люблю больше всего. Поначалу вовсе не ел, но потом, удивленно наблюдая, с каким наслаждением люди поглощают провизию, тоже решил попробовать. Понравилось. Привык. Теперь голод переношу с трудом.
— А я если выпью, то чего-нибудь крепкого, — поддержал беседу Траурный, — И отнюдь не ради удовольствия, а чтобы груз напряжения снять. До того, бывает, тяжесть внутренняя давит, и ничем ее, кроме крепчайшего рома, не растворить. В крайнем случае — виски. Рекомендую, — поднял Траурный рюмку.
— Благодарю. У меня свои стойкие привычки, — поднял игристый бокал Свадебный.
Все выпили.
— Х-хух! — почти по-русски крякнул Траурный марш, осушив рюмку, — Нет лучше средства. А началось с того, что не мог переносить запаха цветов, прогретых на солнце. Летом на похоронах ужасно много цветов. Вонь такая сладостноприторная, не продохнуть. Пробовал нюхать табак — не помогло. Затем выпивать начал. И закусывать. А вы? — вдруг обратился он к Матвею.
— Я-то? — встрепенулся Матвей и принялся открывать консервы, — Я с кем только не сиживал в известных сретенских заведениях. И профессура, и кагэбэ, и прочие чиновники вплоть до кандидатов в космонавты. Но если скажу, что с такими редчайшими… музыкантами пришлось пивать — ни в жизнь не поверят. Подумают, свихнулся на Западе.
— А в России до сих пор крепко пьют? — поинтересовался Траурный.
— Меньше, чем бывало, — почему-то печально ответил Матвей, — И не потому, что закон крутой. Не то здоровье у народа.
— Но ведь есть богатыри, которые глушат стаканами?
— Стаканами? Это не богатыри. Богатыри мерили ведрами. Я еще застал одного. В котельне у нас работал. Леонид Саввич Трандафилов по кличке Леня-Матрас. Огромного роста, ходил постоянно в одной широченной полосатой рубахе, потому и Матрас. Представьте, движется на вас этакая полосатая глыба.
— Он не сибиряк?
— Нет. Пензяк. Из пензенской то есть области. Так вот, этот Леня пьяницей не был, любимое его кушание — сладкий чай с селедкой. Но на спор мог принять за час литр водки, десять кружек пива и двадцать пирожков с капустой.
— Горячих? — решила уточнить Клара.
— Любых. Но лучше горячих.
— С ним можно будет познакомиться?
Матвей прицокнул языком:
— Уже нельзя. Поехал он прошлым летом в Пензу и на спор побился с земляками, что выпьет полведра водки. Притом теплой! Пошли в магазин втихаря от жен, купили никто не помнит сколько бутылок водки, новое оцинкованное ведро, вылили туда водку, подогрели на солнышке…
— Бр-р… — покривились слушатели дружно.
— Не успел Леонид Саввич выпить и половины, — продолжил Матвей, — как начало его ломать, корежить и выворачивать наизнанку. Сила есть — ума не надо. Химию ни Трандафилов, ни остальные спорщики не знали, вот и расплата пришла. Водка в цинковом ведре реакцию дала, вот и получился шмурдяк — отрава то есть. За два часа Леонида Саввича скрутило в колесо и — смерть.
— Какая дикость! — удивилась Клара, — Такой дикости ни в Африке, ни на Аляске не найти!