Меня забавляет слово любовник так сильно, что я снова хихикаю, прикрывая рот скетчбуком.
— О! Ты рисуешь? — спрашивает он и бесцеремонно заходит в комнату, усаживаясь рядом со мной на кровати. Допустим, я не приглашала. Но пусть уж сидит… — Покажи.
Эм… А я не покажу. Почему-то мне кажется, что он начнет как-то подшучивать. Или вдруг ему не понравится? Я тогда вообще от горя умру!
— Да не стоит, наверное… — мнусь и откладываю рисунок в сторону, но Дан как обычно не особо церемонится. Он дотягивается рукой, хватает рисунок и даже успевает перехватить мою руку, чтобы я его не забрала обратно. Чёртов боец! Реакция у него точно лучше, чем у меня.
Когда он смотрит на рисунок, у меня учащается пульс. Вот, вот сейчас прямо он рассмеется, скажет, что я занимаюсь хренью и тогда точно я перееду отсюда. И это будет самой веской причиной для этого.
Я даже зажмуриваюсь, чтобы не видеть отвращения на его лице, но…
— Хулиганье, а ты талант! — внезапно выдает он, и у меня чуть не отвисает челюсть от этого. Я открываю глаза и смотрю на то, как этот огромный татуированный амбал водит пальцем по моему рисунку, и этой картины у меня мурашки прямо по сердцу бегут. — Красиво очень. Я бы даже такую татуху набил. Это же ты наш поцелуй запечатлела?
Он поднимает на меня взгляд, и я тут же краснею. Не знаю я, чей! Но точно кого-то из них… А может и двоих сразу, пойди разбери.
Но от воспоминаний, от его взгляда и от атмосферы в целом мне становится так неловко… Я хихикаю и киваю ему, зачем-то отвечая положительно на его вопрос.
И от этого его взгляд темнеет, а на губах растягивается предвкушающая улыбка. А мне даже представить страшно, что он там предвкушает…
— Мне тоже зашло, хулиганка, — говорит он и подмигивает мне. — Повторим?
А?
Я не успеваю ничего ответить, потому что он одной рукой выключает свет, а другой притягивает мою голову к себе, сразу врываясь в рот языком.
Мамочки…
Глава 18. Данияр
Малыха меня не отталкивает и я сразу расцениваю это как положительный ответ на отсутствие моего вопроса.
Я не спрашивал, правда. Но и она не особо отпиралась. Сразу на поцелуй ответила, застонала тихонько от удовольствия, языком с моим сражалась.
Кайфовая, страстная, хотя видно, что и сама о своей страстности не знает ничего толком.
Хулиганка моя… Такая горячая, что мне крышу сносит. Я как увидел, что у нее свет из-под двери горит, сразу стал надеяться, что не спит. Потому что очень уж хотелось мне с ней немного побыть наедине. Без Дёмы.
Мы поговорили вчера, решили, что не будем друг другу палки в колеса вставлять. Не привыкли мы сраться из-за девчонок. Поэтому, будем жить как жили, а Кира пусть выбирает, с кем ей больше кайфово.
А я ей сейчас помогу понять, с кем…
Кусаю пухлые губы, засранка стонет, распаляя меня еще сильнее. Мне и так тяжело сдерживаться и не сожрать ее тут сходу, а она как издевается.
Надо же все по-человечески сделать, а не просто натянуть ее по-быстрому и спать уйти. Не хочу с ней так, с ней иначе хочу. Поэтому сам себя стараюсь притормаживать, когда чувствую, что перебарщиваю с напором. Да и ей, походу, так становится некомфортно, когда я как танк на нее напираю.
Стараюсь аккуратнее. Целую, трогаю, тащусь от ее вкуса и бархата кожи. От пижамы ее тоже тащусь, хотя она выглядит совсем детской, но такая свободная, что руки легко под ткань проскальзывают.
Поглаживаю пальцами тонкую талию, целую нежнее, пытаюсь ее расслабить. Она не отталкивает, не отпирается, но вся сжатая, как пружинка. Так дело не пойдет.
— Э-эй, хулиганье, — шепчу прямо в губы ей, сжимая пальцы на талии чуть сильнее. — Ты чего замерла?
— М-м-м… — мычит она и закрывает глаза. Я свет вырубил, но луна полная хорошо светит, вижу ее лицо. Она смущается. — Всё хорошо.
Врет. Вот не врет даже, а пиздит по-настоящему. Тут не надо быть психологом, чтобы разобрать это всё.
— Нет, стоять, — говорю ей и притягиваю ее чуть ближе к себе. — Говори давай. Что смущает? Пугаю? Скажи, я отвалю.
— Нет! — говорит она громко и быстро, словно ее даже пугает мысль, что я могу уйти. Это радует. Как придурок улыбаюсь. — Нет-нет, я не боюсь тебя, просто…
— Просто? — подталкиваю ее к правде, потому что она как-то странно тянет. Не пойму, что смущает ее.
— Просто моя фигура… Твоя рука около живота и мне дико некомфортно. Мне кажется, что тебе может быть неприятно, или…
— Блять, что?! — вырывается у меня. Что за херню она несет? — Что не так с твоей фигурой?
— Я пол…
— Рот закрой, — рычу на нее и на самом деле закрываю ей рот ладонью. Кто эту херню девушкам в мозг поселяет, а? Почему они думает о таком бреде? — Ты совсем башкой ударилась, да? — Психую натурально, потому что такого бреда я еще не слышал никогда. — Ты выглядишь охуенно, хулиганка. У меня член при виде тебя как солдат по стойке смирно подпрыгивает.
— Дан… – бормочет в ладонь, смущается.
— Что Дан? Я не шучу.
Хватаю ее руку и прислоняю ладонь к члену, стояк которого не скрыть даже через трусы и штаны. Она смущается и сжимает пальцы от неожиданности на нем, чувствуя все еще острее. А потом округляет глаза так сильно, словно никогда член в руках не держала.
— Что? Убедилась?
— Ты меня смущаешь, — говорит, убирая от лица мою руку. — Очень.
— А как еще с тобой? Когда ты такую херню несешь. Еще раз услышу что-то плохое о твоей фигуре — отшлепаю даже не задумываясь. Поняла меня?
— Ты сбил весь настрой, — совершенно внезапно говорит она и на губах моих снова цветет улыбка. Вот это моя девочка, это я понимаю.
— Сейчас вернем…
Обещаю ей и выполняю это сразу же. Снова нападаю поцелуями, но уже не заставляя себя притормаживать. Пусть видит, как сильно я ее хочу, пусть чувствует и не думает о всяком бреде, который поселился в ее голове.
Напираю на нее, она падает на постель, и я пользуюсь случаем и спускаюсь губами к шее. Целую, покусываю, слушаю тихие сладкие стоны и чувствую, что хочу ее только сильнее. Руками пробираюсь под рубашку снова, и когда чувствую, как она сжимается, с силой и сладостью шлепаю ее по оголенному от шорт бедру, не давая снова закрываться от меня.
— А ну не смей, — рычу, больно впиваясь зубами в шею. — Ты прекрасна, слышишь меня?
— А ты варвар!
— А ты хулиганка, — посмеиваюсь, и сжимаю руками талию. — И мне это пиздец как нравится…
И мне крышу срывает окончательно. Я снимаю верх пижамы через голову, совершенно точно не давая Кире даже опомниться. Она буквально на секунду дергает руками в попытке прикрыться, но я перехватываю ее запястья и держу их одной рукой у нее над головой, прижимая к кровати.
— Ты меня бесишь сегодня. Сжимаешься, прикрываешься. Что еще выкинешь, а?
— Мне неловко, — шепчет она, и по ее голосу я и правда понимаю, что неловко. Сейчас исправим.
Наклоняюсь, целую в губы, буквально одно невинное касание, которое заставляет ее обратить внимание на меня и забыть о неловкости. Еще одно. Мягкое, невинное. И еще…
И когда она расслабляется и начинает отвечать на поцелуи, я опускаю голову и сразу прохожусь языком по соску, следом втягивая его в рот.
— Божечки! — вскрикивает она, выгибая спину навстречу. Стонет, маленькая, нравится ей. Шипит, губы кусает, руки пытается вырвать, наивная… Я дразню ее, по очереди облизываю и посасываю соски, прикусываю, целую кожу вокруг и сжимаю грудь свободной рукой. У нее охуенная грудь, я бы мог часами вот так лежать и издеваться над ней, честное слово. — Дан, прекрати…
— Не могу, — рычу и с силой кусаю ее за сосок. Она вскрикивает от боли и следом стонет от яркого наслаждения. И делает это так громко, что мне приходится отпустить ее руки и закрыть рот. — Будь потише, если не хочешь, чтобы Дема проснулся и присоединился к нам. Опыт, конечно, горячий, но что-то мне подсказывает, что к тройничку ты пока не готова.