–Андрюх, ну-ка купи девушке шоколадку, – сказал черный, протягивая сторублевку.
–Не надо, – испугалась Вика. Но когда парень принес и разломил красивую плитку, не удержалась и взяла кусочек.
–Ешь, ешь,-улыбался черный.
Нет, он ей даже чем-то понравился: вежливый, красивый, на мизинце перстень-печатка, а особенно усы. «На Атоса похож»,– решила она. По ночам Вика зачитывалась Дюма, и у нее был свой образ романтического героя. И историка чем-то напоминает.
А вот второй парень был Вике противен, он напоминал ей алкоголиков, которых часто приходится видеть на улице, да еще что-то незнакомое мерзкое было в его улыбке и взгляде.
–Ты в каком классе-то учишься? – спросил он ее.
–В седьмом,-ответила она.
–Фьюить!– присвистнул он, переглядываясь с черным.
–Прелестный ребенок,-сказал тот.
–Куда едешь?– спросил лохматый.
–В Казань,– соврала она, назвав первый попавшийся город.
–Татарочка, значит,– сказал черный.
–Скорей еврейка, -усмехнулся лохматый.– Пойдем с нами , у нас в машине фрукты, лимонад, а потом в целости отвезем хоть до Казани, хоть к маме.
На минутку ее соблазнила возможность быстро попасть домой, но что-то странное в их поведении насторожило ее.
–Денег тебе дадим. Мамке деньги нужны?– спросил черный в самое ее ухо.
–Пойдем, погреешься, замерзла ведь,– опять переглянулся он с лохматым, обнимая ее за плечи и прислоняясь щекой к ее щеке так, что она увидела золотую коронку и почувствовала запах спиртного.
Вика рванулась изо всех сил и побежала. Оказалась на перроне. Сердце трепетало. Страх, постепенно закрадывающийся в ее душу, теперь овладел ею совершенно. Она обошла здание вокзала и еще некоторое время бродила по улице, пугаясь темноты, но еще больше боясь встретить их.
Вернувшись, поднялась на второй этаж и села рядом с большим семейством и их сумками. На нее покосились, но ничего не сказали. Глаза стали слипаться, и через минуту она уже спала.
Проснулась от ощущения чьего-то присутствия и ужаснулась. Семейства рядом уже не было, зато вплотную к ней сидел какой-то человек, больше похожий на урода. У него была непропорционально большая голова, пустые глаза, выпирающий живот, затянутый широким ремнем, хотя ноги были тощие и, несмотря на весну, в каких-то ободранных детских сандалиях.
Вику словно ледяной водой окатили, по телу пробежали мурашки. Она вскочила и перешла на другую скамейку, где сидели два пассажира и тихо беседовали, заглядывая в записную книжку.
Потом она еще несколько раз пересаживалась поближе к людям. Но вдруг заснула.
Проснулась Вика оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Это оказался полицейский. Урод сидел рядом, держа ее руку, которая почему-то лежала на его колене.
–Вот пристал,– чуть не плача, сказала она, отвращением одернув руку.
–Пошел вон, чтоб я тебя здесь не видел,– сказал полицейский, приподняв урода за шиворот.
Он комично скрючился, запищал, проявил незаурядную прыть, улепетывая на тонких ножках.
Полицейский привел Вику в комнату, где уже сидели две девчонки.
Вика попыталась им улыбнуться.
–Что, знакомые?– спросил полицейский.
–Вот еще,– скривила накрашенные губы та, что посмелей.
Некоторое время Вика отвечала на вопросы, потом ее отпустили, взяв с нее обещание уехать домой с первым автобусом.
–Да ты не бойся, к тебе этот псих больше не пристанет,– успокоил ее знакомый полицейский.
До шести оставалось два часа, но спать больше не хотелось. Хотелось домой. Все обиды перегорели. Мама ведь тоже, наверное, не спала эту ночь.
Она уже сидела в автобусе, когда в окно увидела этого же урода.
«Вот тебе!»-не удержалась она, чтобы не показать ему фигу.
Дома, когда ее обняла у порога мама, она почувствовала, как же они друг друга любят. «Жива, это главное»,– сказала мама. «Прости меня»,– сказала дочь. Они смотрели друг на друга и понимали, что все-все могут друг другу простить.
Бес в стакане
-Хорошая девка,– уверяла тетя Варя, специально остановившись около женщин, сидящих на лавочке. – В руках все горит. А уж Сереженьку люби-ит…
–Да,да,– кивали соседки. Соглашались, хвалили новую семью.
–Пьющая она,– прошептала одна на ухо другой, когда тетя Варя ушла.
–Что ты! Я вообще не понимаю, как они сейчас, не оглядевшись, сойдутся и живут – гражданский брак у них называется. А уж Таньку то вся округа знает…
Из подъезда со счастливой улыбкой выскользнула Таня, прошла под чужими взглядами, свернула на тротуар к новостройке. Гибким упругим телом ловко лавировала между прохожими, чертыхающимися на узкой тропке, отжатой свежеструганным забором. Тихонько напевала.