–Осторожней,-сказала она.
–Я стояла,-не извинилась Таня.
Продавщица равнодушно подала ей бутылку и сдачу.
Она бежала домой, не обращая никакого внимания на женщин с колясками, на теплый ветерок, шаловливо ласкающий кожу. На лице ее играла бессмысленная улыбка. У соседнего дома с ней заговорили два подвыпивших парня, она отмахнулась от них. Еще несколько дней назад такие не посмели бы заговорить с ней, а сейчас они принимали ее за свою. Но теперь Таня не обращала на мелочи внимания.
Пила она дома, закрывшись от старухи. Достала из-под угла дивана запрятанный стакан и налила в него заветную жидкость. Нутро ее мелко просяще задрожало. Чувствовала, как оживает, заполняется пустота внутри, всеми красками расцвечивается мир. И она смеялась тихонько, про себя, чтобы не слышала старуха.
Так продолжалось день за днем, водки требовалось все больше, и иногда Сергей заставал Таню спящей. Но каждый раз лаской и уговорами ей удавалось смягчить его.
В последний день Таня, уснув, неосмотрительно оставила бутылку около постели. Да и сам день был неудачный, она поскандалила с продавщицей, а потом, на беду, с бабками у подъезда. Она спала и не слышала разговора Сережи с матерью.
Растолкав ее, Сергей начал допрос. Она повела себя глупо, стала все отрицать, лгать и искать виноватых. Пьяной она становилась смелой и лезла на рожон. Все что-то доказывала, кричала. Сергей чувствовал ноющую боль в сердце, раздражение. Но спорить с Таней не стал.
–Всё!!!– сказал он.
Покидал в сумку ее немногочисленные вещички, взял под мышки и выставил за дверь, как тряпичную куклу.
Таня несколько раз пнула ногой дверь и отправилась к подруге. Верка встретила ее с распростертыми объятиями.
–Какая-то полоса черная,– пожаловалась Таня.
–Плюнь,-успокаивала подруга, втайне завидовавшая начавшемуся было Таниному семейному счастью.
Вечер пролетел быстро. Разговоры и тосты перемежались смехом и слезами. Потом явились и гости6 бывший танин бойфренд Ванюшка с дружком. Пили спирт, как воду. Таня уснула здесь же на диванчике. Проснувшись в смраду, она некстати вспомнила чистенькую Сережину квартиру и заплакала от обиды. Но слезы ее почему-то разозлили Ванюшку, и он несколько раз по-хозяйски ударил ее ладонью по лицу.
–Что своего жалееешь? А меня побоку?!
Иван не договорил. Таня, истерично вопя, кинулась на него, схватив со стола бутылку. Он шарахнулся в сторону. Бутылка покатилась по полу, разлилась. Но бес снова сунул ей в руку стакан, и она с ненавистью метнула его в пьяное, так не похожее на Сережино, лицо Ванюшки. Попала. Потом кто-то сбил ее с ног, и она уже ничего не помнила…
–Смотри, смотри, опять к Фоминым пошла. Ой, ты погляди-и,-запричитала бабушка у подъезда.
Под глазом у Тани набух сиреневый фингал, блузка была не первой свежести. Зачем она ходила сюда? Она спряталась в подъезде, скоро должен был прийти с работы Сергей.
–Что пьянка с людьми делает! Говорила я Варваре, она меня не слушала. Хорошая, говорит, девка. Вот тебе и хорошая!
–Да-а…Оттуда мало кто возвращается. Из разврата не возврата,– подъитожила та, что помоложе и стала искать глазами внука.
Скрипели качели, весело галдели дети, ветерок шелестел листвой.
Во дворе было уютно. Погода, кажется наладилась.
Большой человек
Он привык к себе как к высокопорядочному человеку, отличному семьянину, уважаемому всеми начальнику. Он жил фактически для семьи, деньги отдавал, никогда не изменял жене. Никогда!
С чего вдруг она начала этот спор? Нарвалась, что называется, довела его! Она – старая обрюзгшая истеричка – обозвала его импотентом! Убить ее мало! Мало…
Он вспомнил…что уже убил.
Он – честный человек, за всю жизнь ни у кого не украл копейки, всегда исправно платил налоги, не бросал окурки мимо урны, жену возил на курорты, покупал ей постарела, и никто не обращает на нее внимания. Может, если б у них были дети… Да что теперь говорить!
Зачем она наговорила ему столько слов, зачем пошла в ванную, зачем разбила его бритву? Он не соображал, как толкнул ее, помнил только, что она упала, стукнувшись головой о ванну, и по белому кафелю растеклась лужа крови.
До приезда врачей он в ванную не заглядывал. Был не в себе. Но злость не проходила. «Дура! Вот дура!» – шептал он, сжимая кулаки. Он машинально что-то отвечал врачам, кажется, все же ему хватило ума сказать, что она упала сама из-за низкого давления. Такое с ней бывало.
Несмотря ни на что, он не испытывал к ней никакой жалости и был рад, что ее, наконец, увезли… Конечно, она умрет. Травма была ужасной. Столько крови он еще не видел.